Не видит Вит лица графского. А зря. Или наоборот: хорошо, что не видит. Побледнел вдруг граф. Выпрямился. Подвело на миг хваленое фамильное хладнокровие. Откуда?! Ведь никто не мог, ни словом… Шатнулась комната перед Жераром-Хагеном. Все вокруг плоским сделалось, ненастоящим. Нарисованным. Бегут по картине-комнате трещинки-кракелюры [46] . Вот-вот осыплется старая краска, обнажая холст… Или — иную картину, скрытую под привычной обыденностью? Что там, под слоем ветхой краски бытия, мнившегося незыблемым, а на поверку оказавшимся столь хрупким? Может, тот неправильный, богопротивный мир, где руки дворян отягчены позорным оружьем?
Прочь, наважденье, прочь!
…Кукла!.
. хочу!..
Комната разбежалась в стороны, обретая прежние очертания, глубину и объем. Минуло всего какое-то мгновение — но у Жерара-Хагена, сына Густава Быстрого, были свои отношения со временем.
Морок?
Знамение?!
Отвернувшись, чтобы не увидел Витольд, Жерар-Хаген украдкой вытер пот со лба. Взял себя в руки. Пустяки. Это от неожиданности. Нужно что-то ответить мальчику. И завтра же послать за Ловчим. Следует торопиться.
— Сон есть сон, Витольд, — удручала фальшь в голосе, но справиться с ней не удавалось. Рыцарям из Хенингского Дома редко доводится осквернять уста ложью. — Твоя мать в безопасности. Кому понадобится ее убивать? Мятежник Карл ле Шэн давно мертв. Я лично покарал его. Но, если хочешь, я распоряжусь, чтобы подобающий дом присмотрели в течение двух недель.
— Спасибо, отец!
Вит счастливо улыбнулся. Все будет хорошо! Отец позаботится о мамке.
— А теперь — отдыхай. Спокойной ночи. От плотного ужина, вина и обилия событий Витом овладела сонливость. Валясь на кровать, он еще успел подумать, что теперь-то уж точно лучше быть не может! Главное: мамку из Запруд забрать да на Матильде жениться, и тогда…
…они убьют ее! Стойте! Не надо!.. не трогайте…
Трижды за ночь он просыпался от собственного крика.
LXXVII
— Не может быть!
Душегуб нервно мерил (…скрип пера; летящие росчерки — птицы…) трапезную шагами. От стены к стене. В узких окнах билась агония заката, пятная бликами — кровь! охра! каленая медь! — одеяние мейстера. Матильда впервые видела обычно невозмутимого Филиппа ван Асхе в таком расстройстве чувств. «Не может быть!» — раз за разом, словно молитву или заклинание, повторял Душегуб, а мысли его тем временем вертелись мельничным колесом, угодившим в стремнину паводка.
Фратер Августин, бывший товарищ по Саламанке, не уставал изумлять однокашника. Бросив перевод на середине, он заговорил на праязыке, общается с запретным для остальных Бурзоем Первым. И при этом избежал Изменения! Остался прежним монахом со своими косными взглядами на общество, Бога, душу и тело…
Упрямство цистерцианца оказалось воистину адовым!
Мейстер Филипп хорошо представлял: какие муки испытывает сейчас монах. Как неодолимо тянет его закончить работу. Но… Коса нашла на камень! От Мануэля де ла Ита, сумевшего за одну ночь искупить грехи четырех поколений отравителей, можно ждать чего угодно. Допустим, человек с такой железной волей сумеет устоять против зова «Панчатантры». Последствия частичного Изменения грозили стать опасными. Фратер Августин открыл портал. Покинул богадельню вместе с мальчишкой. Где их теперь искать? Душегуб в портале способен выйти лишь из той двери, которую хоть раз открывал раньше, как обычную дверь. Но монах оставался загадкой. Его могло занести куда угодно…
— Они в Хенинге.
Душегуб споткнулся на ровном месте. Едва не упал.
Обернулся к Матильде:
— Ты уверена?
— Да. Они в Хенинге. Или где-то рядом. Я пыталась их увидеть… Вернее, не их — Вита.
— Увидела?
Мейстер Филипп присел на (…зеленый высверк в глубине чащи: зверь…) скамью рядом с девушкой. Задержал дыхание.
— Увидела. Я покажу.
Матильда Швебиш решительно вскинула голову. Поймав чужой взгляд на лету, словно сокол — голубя.
И Филипп ван Асхе увидел.
И Филипп ван Асхе увидел.
Потом они сидели и молчали. Долго.
— Это мать Вита, — выговорил наконец Душегуб, растеряв все свои улыбки. — Там, на речке. Село Запруды, к северо-западу от Окружной. Когда это случится?
— Не знаю, — беспомощно развела руками пророчица. — Но Вит придет к этой реке.
— Тогда сейчас он в Хенинге. Я найду его, Матильда. Обещаю.
— Я буду ждать, — голос девушки был тихим и отрешенным, но от этой отрешенности мороз пробирал по коже. — Я буду очень ждать. Да поможет вам Бог. Возвращайтесь вместе с ним.
— Мы… мы вернемся вместе…
Мейстер Филипп уходил, не в силах оторвать глаз от лица ясновидящей. Пятился. Натыкался на скамьи и столы.
— Мы вернемся…
Матильда смотрела, как он спиной распахнул дверь трапезной. Шатнулся, почти упал в зияющий портал. Дверь мягко закрылась.
«Все будет хорошо, — уговаривала себя девушка. — Вит в Хенинге, мейстер Филипп его отыщет. Приведет обратно. Чего это я, дура, разволновалась?»
Однако заноза в груди жгла по-прежнему. Морочила: стены пошли мельчайшими трещинками, превратились в мозаику. Яркую, цветную… плоскую. Так уже было! было! в базилике, во время Обряда!.. Сладкий ужас: конец всему знакомому, привычному… Значит, начало новому?! Что спрятано под осыпающейся фальшью штукатурки? Скажите! я хочу, знать! Не оттуда ли приходят сны, мечты и прозрения? Быть может, именно там все происходит по-настоящему, а мы лишь спим, изредка ловя дальние отголоски настоящей жизни? Где Витольд Бастард возвращается в Хенинг, одетый в сверкающий доспех, с мечом на поясе, во главе отряда рыцарей…