Граф величественно прошествовал к месту настоятеля. Опустился на жесткий стул — как на трон. Эгмонт Дегю занял позицию за спиной сюзерена. Милостивый взмах рукой: начинайте! Однако гильдейцы растерянно моргали — такого поворота событий не ожидал никто!
Лишь один человек в зале выглядел спокойным.
Фратер Гонорий имел вид гончей, наконец-то взявшей свежий след.
— С позволения его светлости, я начну. Искренне надеюсь, что сообща мы завершим дело к общему удовлетворению и вящей славе Господа! Для начала хотелось бы выяснить: имел ли Обряд, проведенный с сыном его светлости, какие-либо отличия от остальных Обрядов? Ибо трудно предположить, что обычный, ничем не примечательный Обряд, коих творится десятки и сотни, мог возыметь столь ошеломляющее действие! Итак, дети мои: были ли отличия?
— Да.
— С позволения его светлости, я начну. Искренне надеюсь, что сообща мы завершим дело к общему удовлетворению и вящей славе Господа! Для начала хотелось бы выяснить: имел ли Обряд, проведенный с сыном его светлости, какие-либо отличия от остальных Обрядов? Ибо трудно предположить, что обычный, ничем не примечательный Обряд, коих творится десятки и сотни, мог возыметь столь ошеломляющее действие! Итак, дети мои: были ли отличия?
— Да. Были.
Мейстер Филипп смотрел прямо перед собой.
— Я так и знал! — Гонорий не сдержался и азартно потер руки. — Какие же именно, мой милый мейстер?
— Обряд впервые проводился в стенах богадельни.
— Ах, значит… Ладно, об этом позже. Были ли еще отличия?
— Да.
— Назовите их, пожалуйста.
— Боюсь, перечисление всех отличий займет слишком много времени, святой отец. И мы уподобимся ловцу жемчуга, в поисках раковины решившему выпить море.
— Вы правы, милейший мейстер. Вполне возможно…
Кармелит прошелся по зале, задумчиво поглаживая пальцем подбородок.
— Я предлагаю другой способ добраться до истины! Мы проведем следственный опыт… Ваша светлость, не против?
— Говорите, святой отец, — милостиво кивнул монаху Жерар-Хаген, заинтересованный и мало что понимающий.
— Мы воспроизведем Обряд над юношей! Во всех подробностях! А лица незаинтересованные станут подмечать отклонения и делать выводы!..
— Но…
— Повторный Обряд? Чушь! — Это опасно!
— Молчать! — Приказ Жерара-Хагена оборвал возникший в зале шум. — Пусть говорит отец Гонорий!
— Благодарю вас, ваша светлость. Я понимаю вас, дети мои…
— Нет, вы таки не понимаете! — не выдержал мейстер (…уханье филина…) Шолом-Бер. — Нельзя провести Обряд дважды над одним и тем же человеком! Или вы хотите, чтоб мальчик умер? И чтоб его светлость выпустил за это кишки всем нам?
На миг кармелит задумался. Но только на миг.
— Разумеется, я этого не хочу. И потому предлагаю убрать центральный элемент Обряда, оставив нетронутой общую картину. Насколько мне известно, для Обряда над дворянином требуется золотая статуэтка, изготовленная гильдейцем. Я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь.
— Без нее Обряд не будет иметь обычного действия?
— Нет…
— Не будет…
— Скорее всего — нет. Хотя лично я бы не рекомендовал…
— Итак, ваша светлость! Вы разрешаете нам провести следственный опыт?
Граф медлил. За спиной молчал Дегю. Сейчас Жерар-Хаген должен был решать сам, не полагаясь на ум юстициария.
— Разрешаю. Но если мой сын пострадает… Даже стены уловили смысл графского намека. Дрогнули.
— Благодарю вас, ваша светлость. Здесь ли участники исходного Обряда?
— Здесь.
— Где именно проводился Обряд?
— В базилике.
— В таком случае, идемте туда. Готовьте все необходимое. Насколько я понимаю, нам следует поспешить.
XCIX
Стук в дверь.
— Заходите, — с раздражением, удивившим его самого, крикнул фратер Августин.
— Заходите, — с раздражением, удивившим его самого, крикнул фратер Августин.
Он сидел в келье больше часа. Тупо глядя в стену. Это Гонорий предложил: для пущей чистоты «следственного опыта». Чтоб все было, как тогда.
Декан Белого капитула оказался прав: не все, но многое. Например, бессонная ночь.
И смятенье души на пороге неизвестности. В низкую дверь, горбясь, протиснулся Костя Новоторжанин. В руке новгородца горел фонарь, закрытый колпаком из стекла.
— Здрав будь, отче, — начал Костя, повторяя свое прежнее приветствие. Запнулся, поймав мрачный взгляд монаха. Спрятал фонарь за спину. И закончил уж вовсе невпопад:
— Идем, поп…
Тишина богадельни сегодня тоже была похожей, но другой. Если тогда, на пороге удивительного Обряда, она соперничала с тишиной древних соборов, где веками копится благоговение паствы, — сейчас беззвучие обители скорей напоминало детскую спальню на рассвете. Запах молока. Безмятежность. Скоро войдут родители. Скоро дитя проснется, громко заявляя миру плачем или смехом: «Я здесь! Я живу!..» Но это случится позже.
Фратер Августин мотнул головой, гоня сравнение прочь.
Перевод близился к концу. Перевод «Наставленья жизни человеческой». Перевод жизни человеческой через дорогу. Там, на обочине, жизнь отдохнет, чтобы вскоре двинуться дальше, иными путями. Навстречу солнцу. Вот оно, солнце: прячась за скалами, едва-едва тронуло крыши. Прозрачный воздух звенел, искрясь свежестью.
— Мне потребуется переносной горн.