ГЛАВА 19
— А Смолянинов? — сквозь зубы процедил Палыч.
— Смолянинов?.. — переспросил оборотень так, словно не мог вспомнить, о ком речь. Припомнил: — Ах да… Ну, этому не повезло. С ним то же сталось, что и с Белкиным. Потерял голову. Не от любви, правда, — и подмигнул развязно. — Хотя, может, и от любви.
— Хотя, может, и от любви. К власти.
Он сузил глаза. Рот его сомкнулся жестко.
— Любовь не сделалась взаимной. И не должна была. Не тот калибр. Власть выбирает лишь достойных. Тех, на ком остановился взор судьбы.
Умолк. Остановил взор на Палыче, словно и был судьбой. Однако ответил ему Огарков. С усмешкой:
— На нас, по?видимому, он стоит и стоит…
— Да! — выкрикнул вдруг тот, да так, что все вздрогнули. — Только так! Смотрите же!
— Он обернулся, вскинул руки — и, повинуясь их движению, зашевелился, закипел весь мир.
— Смотрите же! — прокричал он пронзительно и страшно.
Там, где только что был тихий, залитый светом склон холма, пространство разверзлось, и странные, исполинские фигуры поперли оттуда вверх; призрачные, как дым, они с чудовищной стремительностью обретали, заслоняя небо, плоть — и вот армада сверхъестественных существ, ужасная и покорная, ждет приказа.
— Вот она, власть, — молвил оборотень, повернувшись к ним. — Это все ваше. — Голос взлетел до неба. — Вы — хозяева вселенной! Вот они, смотрите! — все, вся сила Соломонова, вся его рать — ифриты, джинны, золотые львы и сам непобедимый Асмодей — вот они, ваши слуги и рабы — приказывайте им!..
И глухой шум пронесся по толпе чудовищ.
— Это они нам присягу дают, — не растерялся Огарков, пошутил.
— Присяга,.значит… — нехорошо оскалясь, пробормотал Палыч. — Торжественно, значит, обещаю и клянусь… — и вдруг заорал свирепо: — Нет, мужики, вы слыхали? Какого Лазаря пропел тут нам этот акын?!.
«Акын» побледнел. А Палыч бесстрашно, как Сократ перед ареопагом, взметнул руку.
— Самая страшная ложь — полуправда, мужики! Все, что вы слышали сейчас!.. Слыхали?! Ложь! Все ложь! Гамлет хренов! Вранье!..
Эту филиппику Палыч проорал сердито, надувая жилы на шее, перекрикивая шум — потому что монстры взроп?тали громче, грозно пришли в движение. Задрожала под ногами земля.
Оппонент Коренькова натужно засмеялся. И монстры притихли.
— Александр Павлович, вы умный человек. И ничего не поняли?.. Значит, я плохой оратор. Ну хорошо, я повторю…
— Да нет, не стоит.
Палыч сглотнул, обернулся изумленно.
Игорь подмигнул ему, неторопливо вышел вперед.
— Что… — только и пробормотал Палыч. — Игорь, что…
— Да очень просто, — сказал Игорь. — Я ведь один на этом свете. Да и во всех… светах, белых и не очень. — Он улыбнулся. — Так что сделать это должен я.
— Игорь… Игорь! — отчаянно крикнул вслед Палыч. Но Игорь Артемьев уже шагал вниз, крупным шагом, он почти бежал.
И оборотень понял. Он изменился в лице. Да не только в лице — изменился весь!
— Игорь!!! — успел взвыть он.
И крылья запоздало плеснули за его спиной, страшно исказился лик, провалились глаза, сверкнули клыки во рту…
Поздно, поздно!
Палыч выхватил ТТ, вскинул его, пальнул в небо. Выстрел здесь грохнул с раскатом, как?то особенно радостно.
Оборотень взвыл так, что у мужиков уши скрутились — так, наверное, орет попавшийся в капкан упырь.
И это все, все тоже было поздно! Игорь швырнул пистолет в толпу тварей — и сильным прыжком сам ринулся в нее, в самую эту гущу — и пропал в ней.
— Бог мой! — выдохнул кто?то.
А что стало вслед за тем…
Вся орда монстров дрогнула, и дрогнуло небо над ней. И твердь земли разверзлась. Миг — и она поглотила всех.
А оборотень, тот взвихрился черным дымом.
А оборотень, тот взвихрился черным дымом… и вдруг его всосало в прорву, точно пылесосом.
И все.
Как будто ничего и не случалось. Небо царило над безмятежным ласковым миром, сосны тихонько шептали наверху про что?то свое, людям неведомое. И люди стояли и смотрели молча.
Только Игоря Артемьева больше не было среди них.
— Ну что… — наконец промолвил кто?то над ухом Палыча, и он медленно, словно воздух стал тягучим, повернулся… напряг память и догадался, что слова эти произнес Федор Матвеевич.
И он кивнул в ответ. И сказал:
— Вот и все.
— Можно идти?.. — осведомился Лев Евгеньевич.
Палыч пожал плечами равнодушно:
— Можно идти, можно не идти.
— В таком случае лучше идти, — вымолвил Огарков. — Пойдемте?ка, в самом деле. По?моему, мы здесь загостились. Достаточно сюрпризов.
Федор Матвеевич только головой качал и приговаривал:
— Ну, дела… ну и дела… — не в силах больше ничего сказать.
— Пойдемте, пойдемте, — настойчивее повторил Огарков.
Пошли. Вскарабкались на вершину холма, где почивал Кузьмич, перевалившись на правый бок и поджав ноги, как младенец в люльке.
Федор Матвеевич так и охнул, увидев его.
— Ох, мать моя! Вот ведь еще чудо?то. Я про него и думать позабыл… Нет, ну надо же, ничего этого пьяницу не берет! Ну почему так?!
— Судьба — странная дама, — назидательно сказал Лев Евгеньевич. — Вы слышали, что говорил наш незадачливый лектор?.. Останавливает она свой взор на ком?то — и шабаш!
— Но почему на этаком?то хлюсте!
— А вот эти пути нам, Федор Матвеевич, неисповедимы… Давайте?ка, друзья, лучше мотать отсюда удочки. Новый мир новым миром, но в своем, старом, я чувствую себя, ей?богу, как?то увереннее.