— Палыч… — наконец сказал он. — Палыч, ты, я вижу, и сам не понимаешь, что ты сейчас сказал. Сейчас… А может быть, и нет, — вдруг остановил себя он. И тут же продолжил: — Но нет, мне ли карту не помнить!..
Палыч с Логиновым обменялись изумленными непонимающими взглядами… но в глазах Льва Евгеньевича замерцало что?то такое… если не понимание, то предчувствие понимания…
— Погодите, — сказал Игорь, видя, что слова его не доходят. — Федор Матвеевич, дайте?ка на минутку ключи от машины, я принесу…
Федор Матвеевич механически вытащил ключи и только после этого спохватился спросить:
— Эй, что принесешь?то?.. — Но Палыч уже выбежал. Через минуту он вернулся. В руках его была карта.
— Вот, — с торжеством произнес он. — Конечно, я не мог ошибиться!
— Тише, тише… — предупредительно заговорил осторожный Огарков, оглянулся, но посетителей почти не было.
— Да, — потише молвил Игорь и развернул карту. — Вот смотрите: если продлить эту нашу линию… Вот сюда, на северо?восток. Ну, вот хотя бы мысленно, — и он повел по бумаге ногтем, — что получится? Куда она пойдет?
— Ну?ка. — Палыч изогнулся, заглядывая в карту. — Так… улица Лесопильная. Знакомое что?то…
— Так это со мной рядом, — наивно сказал Федор Матвеевич. — Цыганские дворы.
Он произнес это и лишь тогда сообразил, что это значит.
И Лев Евгеньевич моментально догадался:
— А вот этот зеленый массив? Нет, ребята, вы видите?!
— Бог мой! — так и ахнул Палыч.
— Тихо, тихо, Палыч. — Палыч посмеивался. — Народ взбаламутишь.
— Да?а… — Федор Матвеевич покачал головой. — Слона?то я и не приметил… Как мы раньше просмотрели, что прямо на линии находимся!
— А психологически это совершенно объяснимо, — сказал Огарков уверенно. — Эти крайние точки замкнули наше восприятие; так сплошь и рядом бывает.
Палыч вновь уткнулся в карту.
— Слушай, Игорь, а ты можешь определить, как именно по садам проходит эта линия? По каким участкам и так далее?
— На месте смогу, — ответил Игорь, — с картой и по ориентирам.
— Ориентиры… — Палыч сощурился, явно какая?то мысль заколесила в нем… и прорвалась: глаза расширились, в них полыхнул победный огонек. — Ориентиры, говоришь? Есть ориентиры!
— Какие?!
— Тополь!
— Какой тополь… — пробормотал было Игорь, но тут же все понял: — А?а, ты хочешь сказать…
Конечно, именно это и хотел сказать Палыч. Огромный тополь, обнаруженный ими только что, во дворе старой трехэтажки, и тот огромный тополь в садах, о котором рассказывал походя Федор Матвеевич, — очевидно, здесь была какая?то взаимосвязь!
— Надо думать, эта линия обладает среди прочих и таким свойством, что именно на ней вырастают такие гиганты… логично?
— Весьма, — подтвердил Огарков. — Весьма логично, Александр Палыч, вы молодец. И не забыть про наши трофеи, про книгу и про камень. Попробовать использовать их.
— Серый камень, — опять вспомнил Федор Матвеевич и посмеялся над собой: — Эк привязалась поговорка! Все меня на этот серый камень сворачивает… Да ведь и батя перед тем, как помереть, про него говорил, вот я на всю жизнь…
И не договорил, ибо понял — враз и легко, точно кто ему показал все — что это за камень.
— Батюшки! — невольно помянул он родителя своего и крупной тяжелой ладонью хлопнул себя по лбу. И тут же припомнил и родительницу: — Мама моя родная!
Все это в устах старика прозвучало вполне комично, но никого не рассмешило. А Федор Матвеевич в святом недоумении расставил руки, как гоголевский городничий:
— Нет, хоть убей меня, не пойму, как я раньше не увидел?! Этот камень, в бане, с печатью! Круглая печать! Что утром я вам говорил, Лев Евгеньевич!.. Какой, к черту, купец! Вы понимаете?!
И все сошлось, все встало на места. Эти дни бегства и тревог, и поисков, когда они все метались по городу, догоняя что?то призрачное, близкое, но всякий раз неуловимо ускользавшее от них, — все это сомкнулось светло и ясно, и ничего не стало надо больше, не надо голову ломать — озарение накрыло всех их.
Неизвестно, как у других, а к Палычу оно пришло так: точно настежь распахнулось окно, и хлынул в лицо февральский ветер, весь из солнца, голубого неба, поздних снегов — морозный и все?таки оттепельный, радостный и чуть печальный ветер недалекой совсем весны.
Тогда Палыч резко отодвинул недоеденное второе и вскочил:
— Ну что же мы сидим, мужики! Поехали скорей!
И все как один встали со своих мест.
ГЛАВА 7
У Богачева выдержка, конечно, была железная, и нервы стальные, но и этот могучий набор стал не выдерживать. Напряжение нарастало.
Он поймал себя на том, что не может вникнуть в смысл служебного документа, который читал. И он с раздражением оттолкнул бумагу и встал из?за стола.
Сунул руки в карманы и стал смотреть в окно. В который раз близится такое?.. Он попытался вспомнить и не вспомнил. И не жалко было: вспоминал он мимолетом, неохотно.
Да, память, память!.. Подумать только, что она помнит! Когда?то он гордился ею и хвалился вслух — бывали и такие времена, но и они прошли. Тысячи времен…
И все?таки память есть память.
Он закрыл глаза, и сразу перед ним поплыло то видение.
Огромный, раскаленный солнцем южный город, камни, подымающийся снизу жар и грозный гул толпы.