Всё провел утро в невинных забавах. Он так засиделся в темнице, что новообретенное тело ныло и словно бы жало с отвычки. Разнашивая его, Всё сначала покатался по шоссе в потоке истерически гудящих автомобилей. Он подрезал неповоротливые повозки, лихо разворачивался через полосу и дразнился, гудя в ответ. И сам он, и потрясенные его видом автомобилисты дружно создавали аварийные ситуации, но всегда почему-то уходили от столкновения самым натуральным чудом. Хотя человек с полосатой палкой, наблюдавший с обочины, как легковушки и автобусы разъезжаются на двух колесах или взмывают вверх, перепархивая друг через друга, выразился как-то иначе. Вырвавшись из заторов на чистый участок шоссе — дома там пошли нормального размера, только завшивевшие, как побирушки, — Всё вдоволь поносился наперегонки с огромными свистящими монстрами о многих колёсах. Ему нравилось давление воздуха от проносящихся мимо чудовищ и то, как забавно, извиваясь неповоротливым телом, они улепетывали, когда он выезжал навстречу, лязгая разъемной радиаторной решеткой и треща декоративными крылышками.
Потом Всё вернулся в город. Самозабвенно прыгал по козырькам подъездов, упиваясь смешным испугом людей. Знакомился с кошками (бежали с воем, покинув душистый мусорный бак, где он с увлечением порылся) и собаками (пришли в возбуждение, нюхались, тоскливо выли, снова обнюхивались, ретировались). Наблюдая за собаками, он научился от них замечательной спортивной забаве и обошел уже несколько дворов, перемечая столбы и деревья бьющей вверх пахучей струей, когда внезапный приступ тоски и парализующего страха подломил его ноги. Всё совсем забыл о своем тюремщике! А тюремщик не забыл о сбежавшем арестанте.
Всё совсем забыл о своем тюремщике! А тюремщик не забыл о сбежавшем арестанте. В развлечениях и трудах бедному глупенькому Всё и в голову не пришло, что его ищут и будут искать. Неотступно, неустанно, не рассуждая, пока не найдут. Испуганно заскулив, Всё распластался по земле, скользнул за угол дома, по стене взвился на крышу, пометался там. Перепорхнул на соседнюю, раскинув перепонки вдоль боков. Вновь спустился на верх бетонного забора и понесся по нему большими скачками, ничего не соображая от ужаса. Мир вокруг вдруг показался ему чужим и враждебным. Не только Один угрожал ему. Казалось, все вокруг затаилось, выжидая случая напасть. Подвывая и поскуливая, Всё бежал, не видя, куда несут его лапы.
— А про дерево желаний слышал?
— Слышал, — отмахнулся Ванька. — Фигня!
— А вот и не фигня!
Костик загорячился, и у него сразу покраснели щеки и уши. Они всегда краснели, когда он волновался. Но если против щек Костик ничего не имел, то уши, светящиеся, как стоп-сигнал на светофоре, лучше было не замечать — дрался Костик больно.
— Таньку, Надюхину сестру, знаешь? Которая Барби хотела?
Сестер Ванька, конечно, знал. Мама сестер, ужасно сердитая и старая, как бабка-ёжка, работала в круглосуточном ларьке. А папой у них был аист. То есть это бабушка так сказала про Таньку — мол, аист ее принес. Но это она так, для фигурности сказала, соврала то есть. Ванька, пока маленький был, верил, хотя Надюха жутко ругалась и даже подзатыльник ему отвесила, дылда. Сейчас-то он, конечно, знал, что дети бывают от поцелуев. Не верилось, правда, чтобы кто-то когда-то захотел поцеловать теть Люду. Лично Ванька, например, точно бы не смог, уж лучше лягушку. Так что вопрос о Танькином происхождении оставался как бы открытым, хотя дела это не меняло: о Барби дурехе, так и так, оставалось только мечтать. Когда еще он, Ванька, вырастет и купит ей куклу эту дурацкую!
— Ну и что? — спросил он, выдержав равнодушную паузу.
— Что-что… — передразнил приятель. — Барби-то появилась! А к ней еще платьев куча, барахло всякое. Домик даже и мебель!
Ванька напрягся.
— Может, подарил кто?
— Да кто? Здесь таких дураков нет. Надюха говорит: мать зенки выкатила, допытывалась у Таньки, где взяла. Та уперлась — нашла, и все дела.
Костик тоже выдержал паузу, но не равнодушную, а торжественную. Досказал страшным шепотом:
— А ее перед тем под деревом видели, тем самым.
— А ну покажи!
Дерево выросло на пятачке между «ракушками» и бетонным загоном для мусорных баков. Ванька, настроившийся на чудо, был немного разочарован. Виду, правда, не показывал, чтобы не обидеть впечатлительного друга. Очень уж Костик завелся из-за этого дерева желаний. Из-за папашки, наверное, чтоб ему…
Во-первых, дерево было ненастоящее. Ванька деревьев по именам не различал. Ну там дуб опознал бы, конечно, и березу, да еще пальму, на картинках ее видел. А все прочие для него были просто деревья, ничего личного. А вот поди ж ты, враз сообразил, что ничего подобного до сих пор не встречал, даже на картинках. Ствол у дерева был совершенно неправильный, снизу тоньше, чем сверху, и гладкий, будто не корой, а кожей обтянутый. Ветки слишком толстые, а в то же время гибкие, будто шланги или что. А листья вообще никакие не листья, а вроде ладошки растопыренные. Не просто похожие, не как у клена (во, еще одно дерево вспомнил!), а точь-в-точь. Ванька вытянул руку, сравнил с ближайшим листом. Очень похоже оказалось, даже размер совпадал. Плоские только.
Ванька вытянул руку, сравнил с ближайшим листом. Очень похоже оказалось, даже размер совпадал. Плоские только. Словно кто-то вымазал ладонь в розовой краске, понаделал отпечатков, вырезал и к дереву этому непонятному прицепил. Ванька вдумчиво оглядел ветку в поисках завязок каких-нибудь или клейкой ленты. Ничего такого не заметил. Дерево стояло себе, на ветру граблями своими пошевеливало, вроде как так и надо.
Во-вторых, оно оказалось совсем даже небольшое. Ванька приготовился к чему-то выдающемуся. А оно едва со взрослого мужика, если в высокой шапке. Правда, еще на прошлой неделе здесь вообще ничего не было, это он точно знал — прятался от одного гада большого. То есть не то чтобы вообще ничего. Бутылки были, их теперь только совсем уж конченые собирают, невыгодно. Остатки двух ящиков разломанных были, от магазина овощного притащенные, мусор всякий. Но неделя — это же страшно долго, за неделю что хочешь успеет вырасти. К тому же здесь какашек собачьих столько, есть и человеческие, а бабушка говорит, в какашках силы удобрительной очень много.