Заклинатель поспешно сморгнул, возвращая обманку на место. Измученный одиночеством и гнетом вины, трусливый слабовольный старик — таков уж он был. Он не хотел видеть. Он хотел забыть. Но забвения не дано магам. Оставалось делать то, что ему по силам. Мчаться к морю, снаряжать корабль. Искать девушку с тревожным лицом и ее спутника. И он разослал приказ к сбору, едва покинув защищенное от магии пространство за золотой оградой.
Глава 8
Полет на север, или Чем питаются черти
Макар с сомнением оглядел мощные валики мускулов на спине зверя. Крылья ходили с размеренностью маятника, и признаков усталости в чудище наблюдалось не больше, чем в паровозе.
— И куда он летит?
— Куда стремятся удравшие звери? Наверное, на родину.
— А где его родина?
— Черт его знает! Где-то на севере.
— А поточнее?
— Слушай, откуда я знаю? — взвилась Алёна. — Умник… Я дальше столицы никогда не была.
— Ну ты даешь!
— А что, собственно? — Она с вызовом вздернула подбородок. — Я не этнограф и не географ. Просто хотела малость подзаработать. И бабуля тоже.
Макар презрительно сощурился:
— Семейный бизнес развели, понимаешь. Контрабандистка!
— Угонщик! — парировала девушка, и в кабине повисло враждебное молчание.
Нарушил его согласный вопль двух молодых глоток — зверь ни с того ни с сего резко нырнул и, сложив крылья, камнем повалился вниз. Кабина опасно накренилась, ее отчаянно болтало из стороны в сторону. Плетеные стенки ходили ходуном и скрипели так, что почти заглушали свист ветра в щелях. Алёна вцепилась в Макара, Макар — в край оконного проема. Враждовать стало некогда — навстречу бешено неслась безбрежная водная ширь.
Враждовать стало некогда — навстречу бешено неслась безбрежная водная ширь.
Наверное, это было глупо. И даже наверняка. Разбиться об воду по прихоти скудоумного монстра, то ли взбунтовавшегося, то ли рехнувшегося, не разберешь. Утонуть в безымянном море в неведомом краю, которого, пожалуй, и на свете нет. Глупо, нелепо и вполне в его духе. Если бы Макар сидел в этом садке один, он бы непременно нашел секунду-другую на подобные самоедские размышления. Но он был не один. С ним была девушка, которую он не смог спасти. И этой последней секунды как раз хватило, чтобы понять, что это его долг — спасать ее, пока сам жив, и что он все еще жив, а значит, долг по-прежнему довлеет над ним. Повинуясь ему, Макар обхватил Алёну, восхитительное зеленовато-бледное лицо которой вдруг очутилось на расстоянии полувздоха от его губ. Никакой другой глупости он сделать не успел. Крылатая скотина не помышляла о смертоубийстве, а просто проголодалась! Болтаясь в оглоблях, кибитка чиркнула дном по воде, и в задних (или нижних?) лапах зверя заколотилась здоровущая рыбина. Макар от души выругался, перепугав монстра. Тот прижал к голове сложные перепончатые уши и отчаянно заметался.
— Чего ты его пугаешь? — возмутилась девушка, спихивая с себя Макара.
Он и не понял, как оказался в воде. Алёнино лицо вдруг отдалилось, став из раздраженного испуганным, а водная гладь, наоборот, приблизилась. И странное дело, теперь она уже не казалась гладью. Волны подшвыривали Макара, забавляясь с ним, как с нежданной игрушкой. А вверху перепуганная спутница улещивала крылатого черта:
— Кис-кис-кис, лапочка, не бойся, умница моя!
Урча, как газонокосилка, чертяка заплясал в воздухе, постепенно успокаиваясь. Карета, пару раз едва не прихлопнув бывшего седока, наконец зависла прямо над ним. Макар уцепился за край зияющего дверного проема. Рывок! Ух… С подтягиванием у него всегда было скверно. Как, впрочем, и с любыми другими спортивными дисциплинами. И никогда еще его высокомерное спокойствие по этому поводу не подвергалось такому испытанию. Он дергался и пыжился, силясь проделать простейший трюк, который в совершенстве изучил по многочисленным просмотренным боевикам. Наверное, это намокшая одежда тянула его вниз.
— Руку, руку!
Хохоча и подбадривая, Алёна тащила его за руки, за плечи, за шиворот и наконец втянула в кабину, будто куль муки. Макар рухнул на пол, придавленный стыдом и одышкой. Свисающие за борт ноги напоследок зачерпнули воду, воздушная карета размеренными рывками пошла вверх, и вот уже глупая скотина скользила над водами, с чавканьем пожирая улов.
О случившемся не говорили, только у Алёны в глазах еще долго скакали искорки, прожигая в сердце Макара саднящие дырочки. Они летели неизвестно куда, утратив чувство времени среди неизменного пейзажа.
А время шло. Гребни волн наливались глухой серой тяжестью, словно море отдавало глубину и свет перламутровому небу, обретающему, пока не упала ночь, прощальную пронзительную ясность. По левую руку медленно, сонно заваливалось к горизонту уставшее за день солнце. И такое же сонное молчание воцарилось в летящей между прозрачно-серым небом и свинцово-серой водой кабинке.
Заветрило. Ездоки будто очнулись, заоглядывались вокруг. Поняли, что болтаются на ночь глядя в поднебесье. И их удивительный конь забеспокоился, зафыркал, с удвоенной энергией заработал крыльями, преодолевая неудобный ветер. Карету сильно заболтало. Черт с усилием тянул на север, туда, где уже хозяйничала ночь, посреди которой, на неразличимом горизонте, тьма сгущалась до осязаемой плотности. «Земля», — понял вдруг Макар, городской библиотечный мальчик. Понял не умом даже, а сердцем вчерашнего маленького очкарика-книгочея. Именно это видел он бессчетное количество раз глазами книжных героев, единственных друзей своего детства.
Именно это видел он бессчетное количество раз глазами книжных героев, единственных друзей своего детства. И всеми их бессчетными глотками заорал:
— Земля!!!