— Где… я? Что это… было?
— В тебе сидел бес, делавший тебя злобным, сильным и безжалостным, а я изгнал его. Бес вселился в курицу и ушел в озеро. Теперь он тебе не страшен, а ты здоров, добрый Деций.
— Опять козни инферналов… — произнес стоявший чуть поодаль Афанасьев. — Мало нам Добродеева и Владимира Ильича, так тут еще и местные бесы хулиганят. Интересно, а Добродеев может в меня вселиться или он по другой линии работает?..
— М-м-м, — неопределенно отозвалась Галлена. — Хорошо, что его тут нет, пожалуй.
— Хорошо, что его тут нет, пожалуй. Нашего-то Астарота Вельзевуловича.
Деций поднялся с песка и выговорил слабым голосом, преданно глядя на того, кого он счел мессией:
— Тебя приглашал в гости прокуратор.
— С удовольствием приму его приглашение, — спокойно ответил тот. — И все мои братья и сестры последуют за мной, раз добрый Валерий Тарб пригласил нас.
Тут задыхающийся ребе Биньямин втесался в круг и, раздирая на себе волосы и без того не ах какие густые и ухоженные, закричал в отчаянии:
— Где моя курица? Моя курица! Она убежала! Улетела!
— Утонула, — заботливо подсказал Шимон.
— О горе мне! О горе мне! Разорен!
Афанасьев подмигнул Ксении и обратился к раввину.
— Да не печалься ты так, ребе, — заявил он, — да, утонула птица. Ну, представь только, что это была не курица, а, скажем, свинья. А тебе, кажется, нельзя есть свинину.
— Но это же была не свинья, а курица!.. — Ребе был безутешен.
— Ну прояви фантазию, представь, что это была всё-таки свинья! К тому же у тебя не может быть свиньи — ты же раввин!
— У меня был один знакомый католический монах, — сказал Пелисье по-русски, — который чтил все посты. К тому же у них в монастыре был очень строгий аббат, этакий буквоед. Так мой знакомый монах, чтобы не нарушать пост, брал в пост свининку или говядинку пожирнее, готовил прекрасное жаркое, а потом кропил эту свинину или говядину вином и говорил: «Поросенок, крещу тебя и нарекаю лещом». А это уже не скоромное. Рыба! Вот такой хитрый монах у меня в знакомых ходил.
Афанасьев поглядел на ребе Биньямина, который, понятно, ни слова не понял из рассказа Пелисье, но вдруг повеселел, перестал транжирить свой скудный волосяной покров и, махнув рукой, воскликнул:
— Э-эх! Ну хорошо, это была свинья! Пойду расскажу, как этот человек изгнал беса из декуриона в мою куроч… в чужую свинью, и та бросилась в море, возбуждаемая засевшим в ней бесом.
— А лучше скажи, что это было стадо свиней, — усмехнулся Афанасьев.
Ксения наклонилась к его уху и прошептала:
— Мне кажется, что он так и сделает. Последует твоему совету, да и другие очевидцы тоже. Или их подредактируют в позднейшие века. Тут такая штука… Дело в том, что эта курочка, кажется, вошла в Библию. Правда, не под своим именем. Помнишь притчу из Евангелия о том, как Иисус изгнал бесов из двух бесноватых в стадо свиней, после чего всё стадо бросилось в море и утонуло?.. 22 Тебе это ни о чем не напоминает?
Афанасьев хлопнул себя ладонью по макушке и воскликнул:
— А ведь ты права!
— А как же, — лукаво ответил она. — У меня у самой дедушка был раввин. Не хуже вот этого ребе с его бесноватой курочкой…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Три коротеньких шажка к истине
1
Понтий Пилат и его добрый друг, прокуратор Иудеи Валерий Тупоумный, дрыхли без задних ног в своих опочивальнях, когда их разбудил домоправитель и, трясясь всем своим студенистым телом, доложил, что на виллу пожаловали новые гости.
— Так в триклиний их!.. — махнул рукой гостеприимный Валерий. — Накормить, напоить… В-валерий добрый, Валерий за всех… за всех заплатит! В-ва… лерий!.
. Он — да!..
Однако управляющий и не думал уходить. Хотя указание хозяина, казалось бы, было максимально ясным и исчерпывающим.
— Благородный Валерий, они хотят видеть вас и вашего гостя, доблестного Понтия. Они говорят, что это касается вашего спора с Пилатом, когда вы поставили на кон должность прокуратора Иудеи.
— Да отвяжись ты от меня… — сонно бормотал Валерий, закрывая один глаз. — Не видишь, я утомлен, я не выспался…
— Ты спал уже пятнадцать часов, благородный Валерий, — сообщил управляющий. — К тому же с ними декурион Деций и тот приезжий, которого вы называли Сервилием, а Понтий Пилат поставил свою личную печать у него на…
— Что?!!
Только тут до Валерия, одурманенного похмельной сонливостью, да и без оной не отличавшегося сообразительностью и быстротой мышления, дошло, о чем говорит ему управляющий. И — о ком!
Прокуратор Иудеи дернулся так резко, что упал со своего ложа прямо на мозаичный пол, на котором виднелись разводы от пролитого накануне вина. Осоловело посмотрев на домоправителя, он взъерошил волосы на затылке и поинтересовался, какой сейчас день и час, а также давно ли пришли эти… гости. Управляющий ответил:
— Сейчас раннее утро, о благородный Валерий. Пришли они только что, и позволь тебе напомнить, что накануне днем один из них, Сервилий, прискакал на твою виллу, чтобы…
Первое лицо провинции Иудея скривило рот и прервало своего верного слугу нервным смешком:
— Да я помню, помню! Совсем меня за недоумка держишь, что ли? Иди буди Пилата!
— Он уже ждет вас в триклинии.