Галлена сказала:
— Слишком много слов. Я так понимаю, что эти дикари говорили на языке, на котором говорили не меньше семи тысяч лет назад.
— Я бы мог сказать вам то же самое, о неразумные, — выдвинулся на передний план Вотан. — Этот человек, — без особых церемоний он ткнул пальцем в «вождя», — говорил о том, что они хотят изжарить («пьор») в честь тебя, Альдаир, пиршественную дичь, насадив («быврррр») ее на вертел.
— Пьор, пьор! — загомонили мезолитические красавцы.
— Ну конечно! — снова подал голос Пелисье, для которого научная сторона вопроса, кажется, заслонила возможную перспективу получить тумак, а то и хуже. — Пьор 1 . Этой праформе никак не меньше семи тысяч лет!
— Так, — пробормотал Женя, — значит, семь тысяч лет? На столько откинула наша затея с «отмычками» всё человечество? На каждый Ключ Всевластия — одно темное, страшное тысячелетие, назад, туда, в каменный век?.. Отлично! А я еще надеялся, что всё это…
— Да нет, — грустно сказал Пелисье. — Так и есть. Эти люди находятся на уровне развития дикарей позднего мезолита, как мы и предположили сразу. Они отстоят от нас на семь тысячелетий!
…От мезолитических ребят и их даров удалось отделаться, и наши герои продолжили продвигаться к телецентру, который отстоял от разгромленного ночного клуба «Мамонтова пещера» на несколько кварталов.
Они отстоят от нас на семь тысячелетий!
…От мезолитических ребят и их даров удалось отделаться, и наши герои продолжили продвигаться к телецентру, который отстоял от разгромленного ночного клуба «Мамонтова пещера» на несколько кварталов. КамАЗ, ясное дело, бросили. Пришлось воспользоваться рейсовым автобусом, в котором, конечно же, никого не было.
Пустой, запертый телецентр показался Жене Афанасьеву диким и страшным. Все было погружено во тьму. С помощью молота Эллера и дикой силищи Альдаира удалось проникнуть внутрь запертого помещения главной студии Саратовского телевидения. В свое время Афанасьев работал тележурналистом, так что он прекрасно знал, как обращаться с техникой. Он указал, как следует навести камеру и расположить освещение, а потом сам встал перед объективом и сказал волнуясь:
— Уважаемые граждане города Саратова! Если кто-то из вас видит сейчас меня и в состоянии понять, немедленно позвоните в студию вашего телевидения. Телефоны студии 54-03-23, 55-54-21. Я очень прошу вас… откликнитесь! Откликнитесь, и да не оставит вас РАЗУМ!
Мороз пробежал по его коже. Он мгновенно представил себе одичавший, вычищенный от разума город, пустые глаза дикарей. Темные пещеры подъездов, мертвые лифты, брошенные автомобили с разбитыми фарами. Одичавшее, страшное, темное человечество.
Афанасьев повернулся к Ковалеву и Галлене, которые сидели на телефонах, а потом вдруг увидел, как прожорливый дион Поджо тянет в рот высоковольтный кабель. Женя взвился в воздух и крикнул:
— Не смей, идиот!!!
…Поздно. Зубы ненасытного кандидата в земные боги легко прокусили оболочку кабеля. Брызнул сноп искр.
От раздувшихся щек и вытянувшихся губ Поджо густо повалил дым. Его затрясло, и тут же студия погрузилась во тьму. Только слышно было, как Поджо, повалившись на пол, глухо мычит и повизгивает.
И тут прозвенел звонок. Телефонный звонок. Колян Ковалев протянул руку, но Афанасьев крикнул: «Не надо, дай я сам возьму!» и бросился к аппарату. Он схватил трубку и выдохнул:
— Говорите, я вас слушаю! — Молчание.
— Говорите же!..
Послышалось какое-то сдавленное мычание, вроде того, что издавал Поджо, закусивший высоковольтным кабелем. Афанасьев открыл рот, и тут в ухо ему брякнул надсадный, дикий вопль:
— Нимми, нимми!..
И — грохот. Афанасьев едва успел отстранить трубку от уха. А потом полились короткие гудки. Афанасьев повернулся к напрягшемуся, непривычно молчаливому Пелисье и спросил:
— Жан-Люк, что такое «нимми»? Ты не мог бы предположить?
Тот помолчал.
— Ну?
— «Нимми», — как будто нехотя начал Пелисье, — это… это подтверждает все худшие мои предположения! Нимми — это праформа niuma — «имя, заклинание, гадание». Праформа мощная, встречается в диалектах японского языка: riamae — «имя». Еще персидское пат, готское пато, английское пате. Возраст праформы — семь-десять тысяч лет.
— Значит, «имя, заклинание, гадание»? — тихо спросил Женя. — Стало быть, тот тип, который случайно набрал наш номер, заклинал трубку, накладывал на нее какой-то запрет?.. Принял мой голос за голос какого-то своего… племенного демона, нечистой силы?
— Да, — глухо ответил Пелисье.
Женя Афанасьев схватил телефонную трубку и принялся набирать номера разных городов России.
Женя Афанасьев схватил телефонную трубку и принялся набирать номера разных городов России. 095 — Москва, 812 — Петербург… Самара, Екатеринбург, Владивосток, Калининград, Сочи, Архангельск, Красноярск, Новосибирск. Пусто. Гудки уходили за гудками, теряясь где-то там, в гулкой, жадно впитывающей звуки, как губка воду, тишине. Афанасьев смахнул со лба пот и набрал Лондон. Там у него жил знакомый. Никого. Париж. Глухо. Токио. Никто не подходит. Австралия. Женя едва не выронил трубку, когда приятный женский голос на чистом английском языке произнес: «Здравствуйте. С вами…»