— Вот сразу и видно, что ты не русский, — съязвил Афанасьев. — Потому что мне, как отпетому кацапу… а это следует из недавней дискуссии… как раз всё ясно!
— Что? Что тебе ясно? — спросил Пелисье.
— Очень просто. Помимо общих соображений там сказано: «И изрек мудрец тех времен о сем правителе : «О, какое это животное!» Сей царь правил пять лет и еще два года; но те два года кара осенила его голову, и вышел разум его из черепа, аки запах выходит из увядающей…» Ну и так далее. Так вот, фраза «О, какое это животное!» содержится в «Окаянных днях» Бунина. Непонятно, конечно, каким образом древний иудей, который написал этот документ, мог читать Бунина, который жил в двадцатом веке… впрочем, это далеко не самая большая неясность во всём этом деле. Кстати, Пелисье! Бунин столько жил в Париже, что вам, уважаемый французский ученый, тем более русского происхождения, можно бы это и знать.
«Окаянные дни» — вообще суровая книга. «О, какое это животное!..» Гм… А говорил Бунин это о любимце всех советских детей Владимире Ильиче Ленине. Кстати, тут оговорены сроки его правления, а он именно столько и правил — номинально семь лет без малого, а фактически — пять, если не четыре.
— Та-ак, — мрачно протянул Пелисье. — Понятно.
— И че, у этого твоего Ибуни… — начал Ковалев.
— Колян!
— …то есть — Бунина, у него прямо так и сказано: «О, какое это животное!». В натуре, что ли? Не, прямо про Ленина, что ли? А я ведь в школе был этим… октябренком. Потом даже в пионеры приняли. А вот в комсомольцы уже не успел.
— Выгнали из школы, что ли?
— Выгнали, — с некоторым оттенком гордости подтвердил Колян.
— Ну, в отношении успеваемости своего дорогого родственника я никогда не строил иллюзий, — ядовито заметил Пелисье. — Но сейчас речь не об этом. С первым пунктом вроде как разобрались. Ну, тогда по порядку. Кто из нас более или менее соображает? — Женя Афанасьев глянул в сторону старого Вотана и Эллера, накручивающего молот, и вполголоса заметил:
— Ваня, ты бы потише, а?
— Понятно.
— По второму пункту лично мне всё ясно, — сказала Ксения. — Там про «первосвященника веры, гонителя иудеев, чья стопа тяжко легла на землю древней земли, прозываемой Иберия…» Иберия, насколько я знаю — древнее название Испании. А насчет сияния лысины — так это явно про тонзуру. Так что портрет, по-моему, вполне конкретный. К тому же — первосвященник. То есть глава испанской церкви. А кто у нас в Испании стоял во главе церкви и при этом являлся гонителем евреев? Как там написано? Дай-ка сюда пергамент… А, вот! «…возжег первосвященник костры, в которых сгорело бы и само солнце, противное тьме…» Ну что, разве имя не напрашивается?
— Мне вот че-то нет, — тупо сказал Колян. Пелисье, который вот уже полторы недели обучал Ковалева истории, археологии и лингвистике, с сожалением посмотрел на своего невежественного ученика. Зато Афанасьев сказал:
— Спасибо, Ксюша, за разъяснения. Кажется, я понял.
— И кто это?.. — спросила она. — Попробуй угадать, а мы посмотрим, совпадут ли наши догадки.
— Великий инквизитор веры. Томас Торквемада.
— Совершенно верно, Женя.
— Поздравляю тебя, Ксения. Еще одного эрудита в нашем полку прибыло, так сказать, — проговорил Пелисье, отхлебывая солидный глоток вина. Не по-парижски, прямо из горлышка, что вполне согласовывалось, скажем, с бытийной теорией Коляна Ковалева. — Кстати, Ксения, хочу сказать, что в Париже есть умные женщины. Есть и красивые, всё-таки Париж есть Париж. Но чтобы одновременно и умные, и красивые — таких я не встречал в столице мира. И вообще нигде. Ты — первая.
— Это… типа… Ванек!.. — подал голос Колян Ковалев. — Ты давай девушку не клей. Я уже… это… ее забил на себя!..
Ксения очаровательно улыбнулась, открывая перламутровые зубы, и произнесла напевным голосом:
— Да ну? А моим мнением вы конечно же забыли поинтересоваться, Николай Алексеевич?
— Закончим лирическое отступление, — сказал Афанасьев, подозрительно глядя на насупившегося Коляна.
— Дальше расшифровываем писания древнееврейского пророка. Тут еще немало ребусов осталось. По порядку. Номер третий. «Власяной покров (усы) страшного убийцы, разорвавшего землю надвое и возжелавшего трона земного и небесного…» Хоть указано точно: усы. Хотя… стоп! «Белокурые дети его воспалены словом дьявола, и зверь живет в сердцах их»! Зверь по-латински — bestia! Белокурая бестия! Усы! Всё яснее ясного!
— Гитлер, — проговорил Пелисье. — Уже предвкушаю встречу с этим замечательным человеком, мать его!..
— Да, точно, это о нем, — сказала Галлена, которая за последние несколько месяцев, в течение которых она пребывала на нашей планете, успела изрядно поднатореть в земной истории. А так как мозги у нее были не как у Эллера или тем более у его братца, чревоугодливого диона Поджо, то она уже могла считаться знатоком такой науки, как история. — Ужасная скотина этот Гитлер, я про него читала.
— Читала, — машинально повторил Пелисье, отпивая еще вина.
— Читала, — проворчал Афанасьев, крутя в руках древний пергамент и косясь на увлекшегося дегустацией вина француза, — прямо как у Довлатова: «Много читал, что алкоголизм вреден для здоровья. Решил бросить… читать». Ладно. Вот, пункт четвертый. Тут, по-моему, всё яснее ясного: «Кувшин, из коего омоет руки прокуратор Иудеи, дабы изречь крамолу гибельную на Сына Божьего». Речь идет о Пилате, тут двух мнений быть не может.