Политиона — жрецом-факелоносцем, Теодора из дема Фегея глашатаем, других же
друзей — мистами и эпоптами, чем нарушил законы и правила, установленные
эвмолпидами, кериками и жрецами элевсинских мистерий». Алкивиад был осужден
заочно, имущество его конфисковали, и еще было постановлено, чтобы его
прокляли все жрепы и жрицы, из которых только одна, Феано, дочь Меиона, из
храма Агравлы, отказалась подчиниться постановлению, сказав, что она жрица
для благословения, а не для проклятия.
XXIII. В ТО ВРЕМЯ как были приняты эти решения и Алкивиад был осужден,
он бежал из Турий в Пелопоннес; сперва он провел некоторое время в Аргосе,
но, опасаясь врагов и потеряв всякую надежду вернуться на родину, обратился
к Спарте, прося убежища и обещая в будущем принести помощи и пользы больше,
чем он принес вреда прежде, сражаясь против нее. Спартиаты исполнили его
просьбу и приняли его гостеприимно; прибыв, он тотчас же энергично выполнил
одно дело,- побудил их, медливших и действовавших нерешительно, помочь
сиракузянам и уговорил послать полководцем Гилиппа, чтобы разбить силы
афинян в Сицилии; вторым его делом было возобновление с этого же времени
войны с самими Афинами; наконец, третьим и самым важным — укрепление, по его
совету, Декелии, что явилось наиболее разорительным и губительным для
афинян. Этим он достиг большой популярности как политический деятель; не
меньшее удивление, однако, вызывала и его частная жизнь: он умел польстить
народу, и своим подражанием спартанскому образу жизни до того очаровал его,
что все, кто видел его отпустившим длинные волосы, купающимся в холодной
воде, питающимся ячменным хлебом и черной похлебкой, не верили и
сомневались, имел ли этот человек некогда собственного повара и собственного
поставщика благовоний, носил ли он когда-нибудь милетский плащ. Ибо, как
говорят, наряду с прочими дарованиями он обладал величайшим искусством
пленять людей, применяясь к их привычкам и образу жизни, чтобы стать похожим
на них; в искусстве менять свой облик он превосходил даже хамелеона,
который, по общепринятому мнению, не может принять только одного цвета —
белого; Алкивиад же, напротив, мог применить и подражать в равной мере как
хорошим, так и плохим обычаям. Так, в Спарте он занимался гимнастикой, был
прост и серьезен, в Ионии — изнежен, предан удовольствиям и легкомыслию, во
Фракии — пьянствовал и увлекался верховой ездой; при дворе сатрапа
Тиссаферна — превосходил своей пышностью и расточительностью даже персидскую
роскошь. Дело обстояло, однако, не так, чтобы он легко переходил от одной
склонности к другой, меняясь при этом и внутренне, но, не желая оскорблять
своим природным обликом тех, с кем ему приходилось иметь дело, он принимал
облик, подобный им, скрываясь под этой маской. В Лакедемоне можно было,
например, сказать о нем судя по его наружности:
Не сын Ахилла это; это — сам Ахилл,
Воспитанный Ликургом; —
на основании же его подлинных склонностей и действий надо было бы сказать:
все та же это женщина.
В Лакедемоне можно было,
например, сказать о нем судя по его наружности:
Не сын Ахилла это; это — сам Ахилл,
Воспитанный Ликургом; —
на основании же его подлинных склонностей и действий надо было бы сказать:
все та же это женщина.
Так, пока царь Агид находился в походе вне Спарты, Алкивиад до того
развратил его жену, Тимею, что она, забеременев от него, даже не скрывала
этого. Когда у нее родился сын, она назвала его официально Леотихидом, дома
же говорила потихоньку своим подругам и рабыням, что его зовут Алкивиадом;
так сильна была овладевшая ею страсть к нему. Сам Алкивиад имел дерзость
заявить, что сделал это не из желания оскорбить царя и не из-за
сладострастия, но желая, чтобы его потомки правили лакедемонянами. О
случившемся многие доносили Агиду, однако более всего он поверил
свидетельству времени: однажды, во время землетрясения, испуганный Агид
убежал из спальни своей жены и после этого не жил с ней в течение десяти
месяцев; так как Леотихид родился после этого времени, то он отказался
признать его своим сыном и поэтому впоследствии Леотихид был лишен прав на
престол.
XXIV. ПОСЛЕ поражения афинян в Сицилии хиосцы, лесбосцы и жители Кизика
отправили посольство в Спарту, чтобы договориться о своем отпадении от Афин.
Беотийцы содействовали лесбосцам, Фарнабаз — Кизику; однако, по совету
Алкивиада, решили прежде всего помочь хиосцам. Отплыв сам с флотом, Алкивиад
не только склонил к отпадению от Афин почти всю Ионию, но, действуя вместе с
другими спартанскими полководцами, причинял много вреда афинянам.
Агид, относившийся к Алкивиаду враждебно за оскорбление жены, стал
теперь завидовать его славе, слыша от всех, что почти все делается и имеет
успех благодаря Алкивиаду. Из прочих спартанцев наиболее влиятельные и
честолюбивые тоже досадовали на Алкивиада, завидуя ему. Они добились того,
что эфоры послали в Ионию приказание убить Алкивиада. Алкивиад, будучи тайно
предупрежден об этом и испугавшись, хотя и принимал участие во всех
действиях лакедемонян, избегал попадаться им в руки. Для своей безопасности
он отдался в руки персидскому сатрапу Тиссаферну и вскоре стал первым и
влиятельнейшим лицом при его дворе. Персу, не отличавшемуся ни прямотой, ни
искренностью, но имевшему злой и коварный характер, нравились необычайная
изворотливость и одаренность Алкивиада. Впрочем, не нашлось бы такого
характера или нрава, который смог бы не покориться и остаться равнодушным к
очарованию Алкивиада, проводя с ним все дни и отдыхая за столом. Даже те,
кто боялся его и завидовал ему, испытывали удовольствие и радость,
встречаясь с ним и видя его.