Говорят, что был в Афинах некто Диомед, неплохой человек, друг Алкивиада,
желавший получить награду на Олимпийских играх. Узнав, что у аргосцев есть
общественная колесница, и видя, что Алкивиад имеет в Аргосе большое влияние
и многих друзей, он убедил его купить эту колесницу. Алкивиад же, купив,
записал ее на свое имя, не заботясь о Диомеде, недовольном и призывавшем в
свидетели богов и людей. Кажется, началось даже судебное дело по этому
поводу, и Иеократ написал «Речь об упряжке» в защиту сына Алкивиада, только
в этой речи истцом является Тисий, а не Диомед.
XIII. КОГДА Алкивиад выступил на политическую арену, будучи еще совсем
молодым, он сразу затмил других народных вожаков; продолжали борьбу с ним
только Феак, сын Эрасистрата, и Никий, сын Никерата; последний был уже
стариком и считался храбрейшим из стратегов; Феак же, как и Алкивиад, только
начинал выдвигаться; будучи сыном знатных и прославленных родителей, он
уступал ему во многом, и особенно в даре речи. В частной беседе он был
обходительным и умел убеждать, но не обладал достаточной силой, чтобы вести
борьбу в Народном собрании. Он, как говорит Еврипид,
Болтать был мастер, но беспомощен в речах.
Существует речь против Алкивиада, сочиненная Феаком, в которой написано
между прочим о том, что Алкивиад для своей ежедневной трапезы пользовался
как собственными многочисленными золотыми и серебряными сосудами,
принадлежавшими городу и употреблявшимися при торжественных процессиях. Был
некто Гипербол из Пеитедского дема, о котором и Фукидид сообщает как о
человеке порочном, а для авторов комедий он был постоянным объектом насмешек
на театральной сцене. Но он спокойно и равнодушно слушал о себе дурные
отзывы, пренебрегая славой (некоторые называют такое бесстыдство и
безразличие смелостью и мужественным образом действий); никто его не любил,
но народ часто пользовался им, желая осмеять и оклеветать знатных. В это
время по его наущению народ намеревался прибегнуть к остракизму,
применявшемуся всегда для обуздания тех из граждан, которые выделялись
известностью, и влиянием; их изгоняли больше из зависти, чем из страха. Так
как было ясно, что остракизму подвергнется один из трех соперников, Алкивиад
объединил партии и, условившись с Никием, изгнал остракизмом Гипербола.
Некоторые, однако, говорят, что он договорился не с Никеем, а с Феаком и,
присоединив к себе его партию, изгнал Гипербола, не ожидавшего этого, так
как раньше этому наказанию не подвергался ни один человек простого
происхождения. Как раз это говорит комик Платон, упоминая о Гиперболе:
За низкий нрав наказан по заслугам он.
Однако же такое наказание
С клеймом его и предками не вяжется;
Не для таких изобретен был остракизм.
Обо всем этом я подробнее рассказал в другом месте.
XIV. АЛКИВИАДУ было не менее неприятно видеть Никия уважаемым врагами,
чем почитаемым согражданами. Алкивиад был гостеприимцем лакедемонян и
заботился о тех из них, которые были взяты в плен при Пилосе; но когда
лакедемоняне заключили мир, главным образом благодаря Никию, и взяли пленных
обратно, они стали ценить того очень высоко. В Греции говорили, что Перикл
разжег войну. Никий же ее кончил, и большинство называло этот мир
«Никиевым». Крайне рассерженный этим, Алкивиад, решил из зависти нарушить
договор. Прежде всего, получая сообщения, что аргосцы из страха и ненависти
к спартанцам ищут лишь случая к отпадению, он тайно подал им надежду на
возможность союза с афинянами. Через посланцев и путем переговоров он
поощрял вождей аргосского народа не бояться и не уступать лакедемонянам, а
склониться на сторону афинян и выждать, так как они уже скоро раскаются и
готовы нарушить мир. Когда лакедемоняне заключили союз с Беотией и передали
афинянам Панакт не в хорошем состоянии, как следовало, а разрушив его,
Алкивиад, видя, что афиняне рассержены, стал еще больше раздражать их; он
смущал и поносил Никия, остроумно обвиняя его в том, что он, будучи
стратегом, не захотел взять в плен неприятелей, запертых на Сфактерии, а
после того, как их взяли другие, освободил их и отдал, чтобы сделать
приятное лакедемонянам. Однако, говорил он, хотя Никий и был их другом, он
не убедил их не заключать союз с Беотией и Коринфом, препятствуя в то же
время тем из эллинов, которые хотели этого, стать друзьями и союзниками
афинян, если это не было угодно лакедемонянам. В то время как Алкивиад
клеветал таким образом на Никия, прибыли, словно по счастливой случайности,
послы из Спарты, с первых же слов проявившие большую умеренность и
утверждавшие, что они имеют неограниченные полномочия для заключения мира на
любых приемлемых и справедливых условиях. Они благосклонно были приняты
советом и на другой день должны были выступать в Народном собрании.
Алкивиад, испугавшись, устроил так, чтобы послы предварительно поговорили с
ним, и при встрече сказал: «Что случилось с вами, спартанцы, как могло
остаться для вас неизвестным, что совет всегда ведет себя умеренно и
дружелюбно с теми, кто к нему обращается, народ же очень высокомерен и
требует многого? Если вы станете утверждать, что прибыли с неограниченными
полномочиями, он поступит с вами несправедливо, диктуя вам условия и
принуждая вас их принимать; не делайте такой глупости, если хотите, чтобы
афиняне были умеренны в требованиях и не принуждали вас поступаться вашими
решениями, а объявите, что по вопросу о претензиях афинян вы не имеете
полномочий.