Сначала Алкивиад, изнеженный и окруженный льстецами,
заслонявшими от него мир, не внимал тому, кто его наставлял и воспитывал, но
все-таки благодаря своей природной одаренности он распознал Сократа и
сблизился с ним, порвав с богатыми и знатными поклонниками. Вскоре
сделавшись его другом, Алкивиад охотно слушал речи того, кто не стремился к
малодушным любовным наслаждениям, не просил поцелуев и прикосновений, но
порицал порочность его души и обличал пустое, бессмысленное самомнение,
И как петух сраженный крылья опустил.
Он считал, что он обязан встречей с Сократом богам, заботящимся о
юношах и желающим им спасения.
Презирая самого себя, восхищаясь Сократом, ;с любовью принимая его
благосклонность, испытывая угрызения совести перед его добродетелями, он
незаметно приобрел ответную любовь, являвшуюся, как говорит Платон,
отражением любви, так что все удивлялись, видя, как он ужинает вместе с
Сократом, занимается с ним борьбой и живет в одной палатке, будучи в то же
время недоступным и неприязненным для других, а с некоторыми обращаясь
совсем надменно, как, например, с Анитом, сыном Антемиона. Тот любил
Алкивиада и однажды, ожидая к ужину нескольких иностранных друзей, пригласил
и его. Алкивиад отказался от приглашения и, напившись допьяна с товарищами у
себя дома, вторгся с толпой товарищей к Аниту; остановившись в дверях
мужской комнаты и увидев столы, на которых стояло очень много золотой и
серебряной посуды, приказал рабам взять половину и нести к себе домой;
совершив это, он удалился, не удостоив войти. Некоторые из приглашенных,
возмущенные, стали говорить о том, как нагло и высокомерно вел себя
Алкивиад. «Напротив, — сказал им Анит, — он был снисходительным и гуманным:
ему никто не мешал забрать все, а часть он нам оставил».
V. ТАК ОН обходился и с другими молодыми людьми, кроме одного метэка,
который, как говорят, продав все то немногое, чем он владел, и собрав сто
статоров, предложил их Алкивиаду, настаивая, чтобы тот их взял: Алкивиад
улыбнулся и довольный пригласил его к ужину. Угостив его и радушно приняв,
он вернул ему деньги и приказал на следующий день на публичных торгах
предложить за откуп на казенные налоги сумму выше той, которую предложит
откупщик. Человек отказывался, потому что этот откуп стоил много талантов,
но Алкивиад пригрозил подвергнуть его бичеванию, если он не исполнит
требования, так как у него были свои счеты с откупщиками. Таким образом,
поутру метэк явился на площадь и набавил к покупной цене талант.
Рассерженные откупщики объединились против него и потребовали, чтобы он
сказал, кто будет его поручителем, уверенные, что он никого не найдет.
Таким образом,
поутру метэк явился на площадь и набавил к покупной цене талант.
Рассерженные откупщики объединились против него и потребовали, чтобы он
сказал, кто будет его поручителем, уверенные, что он никого не найдет.
Приведенный в замешательство метэк уже отступал, когда Алкивиад крикнул
архонтам издалека: «Пишите мое имя, это мой друг, я его поручитель». Услышав
это, откупщики оказались припертыми к стене. Привыкнув из прибылей второго
откупа уплачивать долг за первый, они не видели никакого выхода из
создавшегося положения. Но Алкивиад не позволил метэку взять отступного
меньше таланта. После того как они дали, он приказал метэку взять и
отступиться. И таким образом он помог этому человеку.
VI. ЛЮБОВЬ Сократа, хотя и вынужденная бороться с любовью многих
могущественных соперников, иногда все же покоряла Алкивиада; благодаря врож-
денной одаренности речи Сократа хватали его за сердце и вызывали слезы, но
когда он поддавался льстецам, соблазнявшим его множеством наслаждений,
ускользал от Сократа и, находясь в бегах, был преследуем тем, кого одного
только он боялся и стыдился, презирая остальных. Клеант говорил, что Сократ
удерживает своего любимца только за уши, в то время как другие возлюбленные
пользуются многими слабыми местами в его теле, недоступными для Сократа.
Алкивиад же был, несомненно, податлив к наслаждениям- слова Фукидида о его
крайней распущенности подтверждают это подозрение. Но развращавшие его
действовали особенно на присущее ему честолюбие и тщеславие и толкали его
преждевременно на большие дела, уверяя, что стоит ему заняться
государственными делами, как он сейчас же не только затмит других стратегов
и демагогов, но превзойдет славой и могуществом в Греции самого Перикла. Как
железо, размягчаясь в огне, опять сжимается и собирает в себя все свои
частицы от холода, так и Алкивиад, изнеженный, преисполненный гордости, под
влиянием речей Сократа, когда последнему удавалось его поймать, много раз
сжимался и собирался в себя, становясь и робким и скромным, сознавая, сколь
многого ему недостает и как он несовершенен и далек от добродетели.
VII. ВЫЙДЯ из детского возраста, Алкивиад пришел к школьному учителю и
попросил книгу Гомера. Когда тот ответил, что никаких сочинений Гомера у
него нет, он ударил его кулаком и вышел. Другому, сказавшему, что имеет
Гомера и что он внес в текст Гомера свои поправки, Алкивиад заметил: «Будучи
способным исправлять Гомера, ты учишь грамоте? Почему ты не воспитываешь
юношей?»
Желая переговорить с Периклом, Алкивиад пришел однажды к его дверям.
Ему сказали, что Перинл
356
занят и обдумывает, как ему отчитываться перед афинянами. Уходя,
Алкивиад сказал: «Не лучше ли было бы подумать о том, как бы вовсе не давать
афинянам отчета?»
Еще будучи подростком, он принимал участие в экспедиции против Потидеи,
жил в одной палатке с Сократом и стоял рядом с ним в боях.