Когда он сошел на берег, встречавшие его люди, словно не видя других
стратегов, сбегались к нему с криками и приветствиями, следовали за ним и
подносили ему венки; те, кто не имел возможности приблизиться, смотрели на
него издали, и старики показывали на него юношам. Но радость граждан
смешивалась со слезами; и, сравнивая в памяти переживаемое счастье с прошлым
горем, они заключили, что поход в Сицилию не окончился бы неудачей и не
исчезли бы их надежды, оставь они тогда Алкивиада во главе предприятия и
войск, если даже теперь, когда Афины успели почти полностью потерять
владычество на море, а на земле с трудом удерживали предместья, будучи
раздираемы враждой партий, он, застав город в таком положении, восстановил
страну из жалких и незначительных остатков и не только вернул ей владычество
на море, но и на суше сделал ее везде победительницей врагов.
XXXIII. ПОСТАНОВЛЕНИЕ о его возвращении, принятое еще прежде, внес сын
Каллесхра, Критий, как он сам говорит в элегиях, напоминая Алкивиаду об
оказанной ему любезности в следующих стихах:
То предложенье, которым назад возвращен ты в отчизну,
Сам я составил, прочел и в исполненье привел.
Но мой язык запечатан; об этом сказать я не смею…
На созванном тогда же народном собрании выступил Алкивиад, рассказывая
с грустью и слезами о своих несчастьях; однако народу он сделал лишь
несколько мягких упреков и приписал все случившееся с ним несчастной судьбе
и завистливому божеству; затем он рассказал о перспективах борьбы с врагами
и призвал граждан к бодрости; народ увенчал его золотыми венками и избрал
стратегом с неограниченными полномочиями на суше и на море. Было
постановлено возвратить ему его имущество, а эвмолпидам и керикам предписано
снять с него проклятия, наложенные ими по решению народа. Все жрецы
исполнили очищение, один лишь Теодор заявил: «Что касается меня, то я его не
проклинал и не призывал на него несчастья, если он не причинил зла Афинам».
XXXIV. ХОТЯ Алкивиад и достиг таким образом блестящего успеха, многим
внушало опасения самое время его возвращения, ибо он высадился как раз в
день «Празднества омовения» в честь богини Афины. Эти таинственные обряды
свершаются жрецами праксиергидами в двадцать пятый день месяца таргелиона,
когда они снимают все украшения со статуи богини и закрывают ее. Поэтому
афиняне считают этот день одним из самых несчастливых для всяких начинаний.
Таким образом, казалось, что богиня приняла Алкивиада сурово и
неблагосклонно, закрыв свое лицо и не допустив его к себе. Однако все
складывалось в соответствии с планами Алкивиада, и был уже сооружен флот из
ста триер, готовый к отплытию; но овладевшее им благородное честолюбие
задержало его до начала мистерий.
Однако все
складывалось в соответствии с планами Алкивиада, и был уже сооружен флот из
ста триер, готовый к отплытию; но овладевшее им благородное честолюбие
задержало его до начала мистерий. Ибо с тех пор, как была укреплена Декелия
и неприятель завладел всеми путями, ведущими в Элевсин, процессия,
направлявшаяся к морю, уже не была великолепной, и все жертвоприношения,
пляски и другие священные обряды, совершавшиеся в дороге во время проводов
Иакха, были по необходимости прекращены. Алкивиад использовал эту прекрасную
возможность, чтобы проявить свое почтение к богам и приобрести еще большую
славу среди сограждан, вернув празднеству его исконный блеск, сопровождая
процессию по суше до Элевсина и охраняя ее от неприятелей. Этим он надеялся
также сильно унизить и смирить гордость Агида, если тот не нападет на
процессию; в противном случае он решил отважиться на священную и угодную
богам борьбу за самое святое и великое на глазах у отечества, сделав таким
образом всех граждан свидетелями своей храбрости. Об этом решении Алкивиад
заранее сообщил эвмолпидам и керикам и на рассвете расставил дозорных на
холмах и выслал несколько воинов на разведку; затем, взяв с собой жрецов,
мистов и мистагогов и окружив их вооруженными людьми, повел благопристойно и
в молчании; этот поход Алкивиада был величественным, достойным богов
зрелищем, и те, кто не завидовали ему, называли это истинной иерофантией и
мистагогией. Никто из неприятелей не отважился сделать нападение, и Алкивиад
благополучно привел, таким образом, процессию обратно в Афины. Это сильно
увеличило его гордость; его воины также с гордостью считали себя
непобедимыми с таким полководцем.
Бедняков же и чернь Алкивиад очаровал до такой степени, что они
страстно желали сделать его тираном; некоторые даже говорили об этом громко
и призывали его к тому, чтобы он, не обращая внимания на завистников,
ликвидировал решения народного собрания и законы, удалил болтунов, которые
губили государство, и управлял делами по своему усмотрению, не опасаясь
сикофантов.
XXXV. КАКИЕ намерения относительно тирании имел он сам, неизвестно, но
наиболее могущественные из граждан, испугавшись, сильно торопили его с
отплытием, принимая все решения, какие он хотел, и дав ему избранных им
товарищей. Отплыв со ста кораблями и напав на Андрос, Алкивиад победил в бою
андросцев и бывших вместе с ними лакедемонян, но самого города не взял, что
послужило первым из общеизвестных обвинений, предъявленных ему его врагами.
Если кто-нибудь был погублен собственной славой, так это именно Алкивиад.
Слава об его храбрости и сообразительности была велика и благодаря его
счастью еще увеличилась; это заставляло в случае неудачи подозревать его в
небрежности, так как не верили, чтобы для него существовало что-либо
невозможное; ничто не ускользнет от него, если он постарается.