Надеясь
услышать о покорении Хиоса и остальной Ионии, но узнавая, что все
происходило не так быстро и просто, как они желали, афиняне раздражались, не
принимая в расчет, что денег у Алкивиада не было, а воевать ему приходилось
с людьми, воевавшими на средства великого царя; поэтому Алкивиаду часто
приходилось отплывать, покидая лагерь, чтобы доставить жалованье и пищу. Это
даже послужило поводом для последнего обвинения против него, ибо, когда
Лисандр, назначенный лакедемонянами командующим флотом, стал давать каждому
матросу четыре обола вместо трех из денег, которые он взял у Кира, Алкивиад,
плативший уже с трудом и три обола, отправился собирать дань в Карию.
Антиох, которому он поручил командование над флотом, был прекрасным кормчим,
но во всем остальном — человеком безрассудным и грубым. Имея приказание от
Алкивиада не сражаться даже в том случае, если неприятели выплывут к нему
навстречу, он возгордился и пренебрег им; экипировав свою триеру и одну из
остальных, он поплыл к Эфесу и разъезжал мимо носов неприятельских кораблей
с неприличными и шутовскими жестами и криками. Сперва Лисандр выплыл с
несколькими кораблями, чтобы его преследовать, но когда афиняне бросились на
помощь, вывел все корабли и, победив, убил Антиоха, захватил множество судов
и людей и поставил трофей.
Когда Алкивиад услышал об этом, он, вернувшись на Самос, выплыл со всем
флотом и вызвал Лисандра на бой. Но тот удовольствовался одержанной победой
и не вышел навстречу неприятелю.
XXXVI. ОДИН из находившихся в войске Алкивиада, его враг Трасибул, сын
Трасона, отправился в Афины, чтобы обвинить его. Там он говорил, возбуждая
народ, что Алкивиад погубил дела и потерял корабли, пренебрегая вверенной
ему властью и передав командование людям, получившим при нем могущество
благодаря пьянству и матросскому хвастовству, чтобы самому безнаказанно
разъезжать, собирать деньги, развратничая и пьянствуя с абидосскими и
ионийскими гетерами, в то время когда стоянка врагов находится в
непосредственной близости. Его обвиняли также и в постройке укреплений во
Фракии около Бисанты, как убежища — точно он не может или не хочет жить на
родине. Афиняне, поверив и выказывая свой гнев и неудовольствие против него,
избрали других стратегов. Узнав об этом и испугавшись, Алкивиад ушел
совершенно из лагеря и, собрав наемников, стал воевать с не имеющими царя
фракийцами за свой собственный страх и риск; он собрал много денег от
захваченных в плен и вместе с тем защищал от варваров пограничных эллинов.
Став стратегами, Тидей, Менандр и Адимант, собрав вместе все бывшие
налицо корабли афинян и став при Эгоспотамах, завели обыкновение каждое утро
на рассвете подплывать к эскадре Лисандра, стоявшей на якоре у Лампсака,
вызывать его на бой и затем возвращаться обратно, проводя остальной день
беспорядочно и беззаботно, как бы презирая неприятеля. Алкивиад, будучи
вблизи, не мог оставить этого без внимания.
Алкивиад, будучи
вблизи, не мог оставить этого без внимания. Подъехав верхом, он заметил
стратегам, что они выбрали для стоянки плохое место, лишенное гавани и
города, так что им приходится получать все необходимое издалека, из Сеста;
что они не обращают внимания и на матросов, которые, высаживаясь на берегу,
блуждают, как им нравится, и рассеиваются, в то время как против них стоит
флот, привыкший без возражений повиноваться всякому приказанию не
ограниченного в своей власти начальника.
XXXVII. СТРАТЕГИ не обратили внимания на эти слова Алкивиада и на его
совет перевести флот в Сест на стоянку. Тидей же надменно приказал ему
удалиться, ибо командует не он, а другие. Алкивиад ушел, подозревая, что
здесь не без измены, и сказал приятелям, провожавшим его из лагеря, что если
бы он не был оскорблен стратегами, то в несколько дней принудил бы
лакедемонян либо вступить против их желания в морское сражение, либо
покинуть корабли. Некоторые считали, что он хвастает, другие же — что может
действительно случиться так, как он говорит, если он, приведя по суше
множество фракийских стрелков и всадников, вступит в бой со спартанцами и
внесет смятение в их лагерь. Однако события вскоре доказали, что он
прекрасно понимал, в чем ошибки афинян. Лисандр внезапно и неожиданно напал
на них в то время, когда они этого не ожидали; спаслись бегством только
восемь триер под командой Конона, оставшиеся же в числе почти двухсот были
уведены в плен. Три тысячи человек, захваченных в плен, были казнены
Лисандром. Немного времени спустя он взял Афины, сжег флот и разрушил
Длинные стены. Алкивиад, боясь лакедемонян, господствующих теперь и на суше,
и на море, переехал в Вифинию, увозя с собой множество ценностей, но еще
большее число их оставив в своих крепостях. В Вифинии он опять лишился
значительной части своего имущества — оно было отнято у него фракийцами — и
решил отправиться к Артаксерксу, надеясь, что царь, испытав его, отнесется к
нему не хуже, чем к Фемистоклу, так как он действовал по более благородным
мотивам, ибо он обратился к могуществу царя не против своих сограждан, как
тот, но для защиты родины от врагов и помощи ей. Надеясь, что Фарнабаз
скорее всего доставит ему случай безопасно проехать, он отправился к нему во
Фригию и поселился у него, услуживая ему и вместе с тем пользуясь его
уважением.
XXXVIII. АФИНЯНЕ тяжело переносили утрату гегемонии, но после того, как
Лисандр, лишив их свободы, передал город Тридцати и дело их было
окончательно погублено, они стали понимать, чем они должны были
воспользоваться и не воспользовались, пока спасение было еще возможно;
горюя, они пересчитывали свои заблуждения и ошибки, из которых считали
наибольшими свой вторичный гнев против Алкивиада; они отстранили его от дел
без всякой вины с его стороны, но, негодуя на кормчего, постыдно потерявшего
несколько кораблей, сами поступили еще постыднее, лишив государство самого
мужественного и самого воинственного из стратегов.