На следующий день, поставив трофей, Алкивиад начал грабить страну
Фарнабаза, не встречая нигде сопротивления. Он взял в плен несколько жрецов
и жриц, но отпустил их без выкупа. Собираясь завоевывать Халкедон, отпавший
от афинян и принявший к себе отряд и правителя лакедемонян, Алкивиад узнал,
что халкедоняне, согнав скот со своей страны, отдали его на хранение в
дружественную им Вифинию; он подступил к границе во главе войска и послал к
вифинцам вестника с протестом. Испугавшись, те выдали ему скот и заключили с
ним союз.
XXX. В ТО ВРЕМЯ как он обносил Халкедон стеной от моря до моря,
подступил Фарнабаз с целью освободить город от осады, а правитель Гиппократ
со всеми находившимися в городе силами напал на афинян. Алкивиад, сражаясь
одновременно против обоих, обратил Фарнабаза в позорное бегство, Гиппократа
же, победив, убил вместе с множеством его воинов. После этого, отплыв в
Геллеспонт для сбора дани, он взял Селимбрию, причем некстати подверг себя
опасности. Те, кто хотел предать ему город, должны были по условию поднять в
полночь зажженный факел, но так как один из сообщников внезапно перешел к
противникам, они, испугавшись, должны были дать сигнал преждевременно и
подняли факел, прежде чем войско было готово. Алкивиад, взяв с собой около
тридцати находившихся при нем воинов, беглым маршем отправился к
укреплениям, приказав остальным наступать как можно быстрее. После того как
городские ворота были открыты для него и к его тридцати воинам
присоединилось двадцать легковооруженных, он вошел в город. Внезапно он
увидел идущих к нему навстречу вооруженных селимбрийцев. Не было надежды на
спасение, если остаться на месте; бежать же Алкивиаду не позволила гордость,
после того как он вышел победителем из всех битв, случившихся до этого дня;
он скомандовал трубачу сигнал молчания и приказал одному из находившихся при
нем воинов возвестить селимбрийцам, чтобы они не поднимали оружия против
афинян. Это заявление у одних отбило охоту сражаться, так как они думали,
что все неприятельское войско вошло в город, другим же подало надежду на
примирение. В то время как те и другие, сойдясь вместе, советовались, на
помощь Алкивиаду прибыло все войско, и последний, заметив, как оно и было на
самом деле, что селимбрийцы настроены миролюбиво, испугался, как бы
фракийцы, множество которых охотно служило в войсках Алкивиада из любви и
расположения к нему, не разграбили город. Поэтому он выслал их всех из
города, селимбрийцам же, тронутый их просьбами, не причинил никакой
несправедливости, но, взяв контрибуцию и поставив гарнизон, ушел.
XXXI. МЕЖДУ ТЕМ стратеги, осаждавшие Халкедон, заключили мир с
Фарнабазом на следующих условиях: с Фарнабаза взять контрибуцию;
халкедонянам быть опять подвластными Афинам; земли Фарнабаза не грабить;
кроме того, Фарнабаз дает конвой для охраны афинских послов, отправляющихся
к царю.
Когда вернулся Алкивиад, Фарнабаз потребовал, чтобы он поклялся в
исполнении условий договора, но тот сказал, что не станет клясться раньше
Фарнабаза. Когда же клятва была принесена, Алкивиад двинулся против
восставших византийцев и окружил город стеной. Так как Анаксилай, Ликург и
некоторые другие соглашались сдать ему город, если он его пощадит, Алкивиад,
распустив слух, что восстания, происходящие в Ионии, заставляют его уйти,
отплыл днем со всеми судами; ночью же, вернувшись на берег, бесшумно подошел
к стенам. Тем временем суда подплыли к гавани и захватили ее, напугав
страшным шумом и криком не ожидавших этого византийцев и дав возможность
сторонникам Афин безнаказанно впустить Алкивиада в то время, как все
побежали на помощь в гавань к флоту. Однако без боя византийцы не сдались.
Находившиеся в Византии пелопоннесцы, беотийцы и мегарцы, отбросив
высадившихся и заставив их снова вернуться на корабли, заметили, что афиняне
находятся в городе, и, построившись, вступили с ними в рукопашный бой. В
последовавшей жаркой битве Алкивиад одержал победу на правом фланге, Ферамен
— на левом; около трехсот оставшихся в живых из числа противников были взяты
в плен. Никто из византийцев не был после сражения казнен или изгнан, ибо те
люди сдали город на таких условиях, не выговорив никаких льгот лично для
себя.
Поэтому Анаксилай, обвиненный в Лакедемоне в измене, произнес речь, в
которой показал, что его поступок не был постыдным. Он сказал, что он не
лакедемонянин, а византиец и что он видел в опасности не Спарту, а Византии;
в осажденный город нельзя было ничего ввезти; хлеб, находившийся в городе,
ели пелопоннесцы и беотийцы, византийцы же с женами и детьми голодали; он не
предал города врагам, а избавил его от военных бедствий, подражая лучшим из
лакедемонян, которые считают прекрасным и справедливым только одно — пользу
родины. Лакедемоняне, услышав это, устыдились и освободили обвиняемых.
XXXII. АЛКИВИАД стал уже тосковать по родине, но еще больше желал он
показаться согражданам в роли многократного победителя врагов; поэтому он
отправился домой. Афинские триеры были со всех сторон украшены множеством
щитов и добычи; они тянули за собой массу судов, взятых в плен, и увозили
еще больше носовых украшений с побежденных и потопленных кораблей. Тех и
других было не меньше двухсот. Дурид Самосский, утверждающий, что он потомок
Алкивиада, прибавляет еще, что Хрисогон, победитель на пифийских играх,
играл на флейте песню для гребцов, а трагический актер Каллипид командовал
ими, одетый в длинный хитон, мантию и другое платье, употребляемые на
состязаниях, что корабль командующего вошел в гавань с пурпурными парусами,
как если бы это была шумная процессия после попойки; но ни Теопомп, ни Эфор,
ни Ксенофонт не упоминают об этом; да и не было прилично для Алкивиада так
возноситься перед афинянами, возвращаясь домой после изгнания и стольких
несчастий; напротив, он приближался со страхом и, подъехав, сошел с триеры
не раньше, чем увидел, стоя на палубе, своего двоюродного брата Эвриптолема
и других многочисленных друзей и родственников, ожидавших и поощрявших его.