Я со своей стороны поддержу вас, чтобы сделать приятное
лакедемонянам». Подтвердив сказанное клятвой, Алкивиад отвлек их от Никия,
так что они совершенно доверились ему, удивляясь его уму и красноречию,
обнаруживающим в нем необыкновенного человека. На другой день народ собрался
и послы явились. Алкивиад очень дружелюбно спросил у них, с чем они
приехали. Они ответили на это, что полномочий для окончательных решений не
имеют. Тотчас же Алкивиад набросился на них с гневным криком, словно не он,
а с ним поступили несправедливо, называл их людьми коварными, не внушающими
доверия, говоря, что они приехали не для того, чтобы сказать или сделать
что-либо разумное; совет был раздосадован, народ разгневался, Никий же был
изумлен и опечален изменчивостью послов, не подозревая обмана и хитрости.
XV. ПОСЛЕ отъезда лакедемонян Алкивиад, избранный стратегом, тотчас же
склонил аргивян, мантинейцев и элейтгев к союзу с афинянами. Никто не
похвалит способов, которые он применял для достижения своих целей, но
сделано им было очень много: он разъединил и потряс почти весь Пелопоннес и
противопоставил лакедемонянам у Мантинеи большое войско, устроив бой очень
далеко от Афин. Для лакедемонян этот бой был рискованным, так как
достигнутую в нем победу они не могли как следует использовать, в случае же
поражения Лакедемону уже не легко было бы сохранить свое положение. Вскоре
после этой битвы так называемая «тысяча» захотела уничтожить в Аргосе
демократию и подчинить себе город. Пришедшие лакедемоняне уничтожили
демократию, но народ снова взялся за оружие и победил их. Подоспевший
Алкивиад упрочил победу аргосского народа и уговорил его, выстроив «длинные
стены» до моря, вполне связать город с силами афинян. Он привез из Афин
архитекторов и каменщиков и проявил такое рвение, что заслужил в Аргосе не
меньшую любовь и влияние лично для себя, чем для Афин. Точно так же и
жителей Патр он уговорил соединить их город длинными стенами с морем.
«Афиняне вас проглотят», — сказал кто-то им. «Может быть, — ответил
Алкивиад, — но постепенно и начиная с ног, лакедемоняне же — с головы и
разом». Но афинянам он советовал держаться земли и постоянно напоминал
молодым людям, чтобы они были верны клятве, которую давали в храме Агравла,
— «почитать границей Аттики пшеницу, овес, виноград, маслину», т. е.
смотреть как на свою на всякую возделанную и приносящую плоды землю.
XVI. ПРИ ВСЕЙ этой политической деятельности, речах, разуме и
красноречии Алкивиад, с другой стороны, вел роскошную жизнь, злоупотреблял
напитками и любовными похождениями, носил точно женщина, пурпурные одеяния,
волоча их по рыночной площади, и щеголял своей расточительностью; он вырезы-
вал части палубы на триерах, чтобы спать было мягче, т.
XVI. ПРИ ВСЕЙ этой политической деятельности, речах, разуме и
красноречии Алкивиад, с другой стороны, вел роскошную жизнь, злоупотреблял
напитками и любовными похождениями, носил точно женщина, пурпурные одеяния,
волоча их по рыночной площади, и щеголял своей расточительностью; он вырезы-
вал части палубы на триерах, чтобы спать было мягче, т. е. чтобы постель его
висела на ремнях, а не лежала на палубных досках; на его позолоченном щите
не было никаких родовых эмблем, а только Эрот с молнией в руке.
Глядя на все это, почтенные люди испытывали отвращение и негодовали,
боясь его своеволия и неуважения к законам, казавшимся чуждыми и как бы
тираническими; чувства к нему народа хорошо выразил Аристофан, сказавший,
что город Алкивиада
Жалеет, ненавидит, хочет все ж иметь.
Еще лучше выразил он ту же мысль аллегорически.
К чему было в Афинах льва воспитывать?
А вырос он — так угождать по норову.
Но его пожертвования, хорегии, непревзойденные дары городу, слава
предков, мощь красноречия, телесная красота и сила, военная опытность и
храбрость — вое это заставляло афинян прощать ему все прочее и относиться к
нему снисходительно, постоянно давая его преступлениям самые невинные
названия, называя их честолюбивыми выходками, шутками. Так было с Агатархом,
художником, которого он запер, а после того, как тот расписал его дом,
отпустил, богато одарив; Таврею, своему сопернику по хорегии, он дал
пощечину, когда последний стал оспаривать у него победу. Он выбрал себе одну
мелиянку из числа пленных, сделал ее своей любовницей, прижил с ней сына и
воспитал его. И это называли человеколюбивым поступком, хотя Алкивиада
считали главным виновником убийства всех взрослых жителей Мелоса, так как он
поддержал такое решение Народного собрания. Аристофонт нарисовал Немею,
державшую на руках Алкивиада; все в восторге сбегались смотреть на картину,
но старики и этим были недовольны как чем-то тираническим и противозаконным.
Считали очень меткими слова Архестрата, что Греция не смогла бы вынести двух
Алкивиадов. Однажды Тимон, встретив торжествующего Алкивиада, которого
провожали из Народного собрания, не уклонился от встречи, как обычно делал в
отношении других, но, подойдя к нему и взяв его за руку, сказал: «Ты хорошо
делаешь, что преуспеваешь, сын мой, ибо в тебе растет большое зло для всех
этих людей». Некоторые рассмеялись, другие выругали его, но кое-кто весьма
призадумался над этими словами. Так неопределенно было мнение об Алкивиаде
из-за неровности его характера.
XVII. ЕЩЕ когда был жив Перикл, афиняне стремились в Сицилию и после
его смерти взялись за дело, собирая так называемые «союзные и
вспомогательные отряды» и посылая их каждый раз тем, с которыми сиракузцы
поступали несправедливо, подготовляя почву для более крупной экспедиции.