Канарис выбрал для себя при этом позицию пристального наблюдателя и делового критика, призванного разъяснять руководству вермахта истинное положение вещей и предупреждать его о возможных последствиях неверных решений. Тем самым он, конечно, везде был «не к добру», особенно там, где он был «стоп-сигналом» для идущих по пути безоглядности. Были и такие военачальники, которых откровенно злила лучшая осведомленность абвера и его шефа, поскольку они не могли опровергнуть его аргументы. Канарис был, пожалуй, единственным из всех крупных военных, который ездил повсюду — по всем странам Европы, Южной Америки, Ближнего и Среднего Востока. И, как говорит про него Абсхаген, «он принадлежал к числу самых информированных людей в Германии в том, что касалось политической обстановки за рубежом».
Глава тайной службы обязан быть постоянно в курсе всех внешнеполитических событий; при этом сведения к нему должны поступать из первых рук, а не из приукрашенных донесений других ведомств, чтобы он мог быстро составить ясную картину происходящего. В противном случае он не будет соответствовать занимаемой должности. Отсюда перед ним возникает отчасти безнадежная, а иногда и просто запретная, но с точки зрения разведки необходимая задача давать неприкрашенную политическую информацию своему руководству. В том, что абвер и его шеф находились в этом плане в крайне стесненном положении, виноваты были Гейдрих и СД, а также не в последнюю очередь сам Гитлер, который никак не хотел понимать, что начальник секретной военной службы является одной из важнейших военных персон, тем более — во время войны.
Однако во внутриполитические дела Канарис почти никогда не вмешивался. Если ему попадались сведения о каких-то политических планах диктатора, он старался удержать себя и абвер в тени возникавших вспышек сопротивления. Однако начиная с 1935 г. большая политика в рейхе, в том числе и военная, делалась без привлечения абвера, что, без сомнения, было серьезной ошибкой режима.
Информацию о положении на театрах военных действий абвер получал, естественно, от разведотделов штабов армий и групп армий. И здесь в частных беседах с местными абверовцами выяснялось многое о планируемых или уже осуществляемых режимом беззакониях, в частности о так называемой «национальной политике» в рамках «Генерального плана «Восток». Например, стало известно, что за определением «восточные недочеловеки» стоял сам Гитлер, преследовавший цель урегулировать численность и силу всех славянских народов. По мнению Канариса (и оно совпадало с мнением знатоков России), войну с Советским Союзом нельзя было выиграть без политики, основанной на освобождении населяющих его народов от большевизма, и без аграрной политики, в основе которой лежит крестьянское частное владение землей.
Именно в таком духе еще до начала похода на Россию высказал свое мнение Канарису офицер абвера обер-лейтенант профессор Оберлендер (тогда — политсоветник батальона «Нахтигаль»). После этого ему было поручено изложить эти взгляды в совершенно секретной памятной записке, использовав опыт польской кампании. В ней были показаны факты истребления и угнетения польского народа в духе политики Гитлера, в результате чего между населением и оккупационными властями сложились исключительно напряженные отношения. Если подобные методы при нашем военном успехе, продолжал Оберлендер, будут применены в России, мы встретим там жестокую партизанскую войну, которая традиционно является русским способом ведения боевых действий. Эту памятную записку Оберлендера Канарис передал непосредственно Гитлеру, но подобные взгляды и представления на него не действовали.
Ввиду такой невразумительности диктатора совершенно непонятен тот факт, что еще в ходе польской кампании ОКВ начало формировать батальоны украинских добровольцев под командованием немецких офицеров. Использование украинских или кавказских добровольцев было бы оправдано лишь в том случае, если бы у высшего германского руководства было честное намерение дать родине этих людей политическую независимость и в ходе войны продемонстрировать их народам примеры человечного отношения и примерного управления. Позицию Гитлера и его «восточных экспертов» вроде Розенберга, Коха и др. хорошо показывает то, что 26 июня 1941 г. ОКВ вновь в резкой форме указало абверу, что он должен выполнять только военные задачи и держаться в стороне от всяких политических интриг и вопросов. Это касалось и заявлений от украинских националистов (ОУН) и даже наших украинских агентов о зачислении их в формирования вермахта. Абверу же следовало делать все, чтобы помешать этим людям извлечь из своей военной службы какие-либо политические выгоды. При таких обстоятельствах не было ничего удивительного в том, что состоявший из украинцев батальон «Нахтигаль» просуществовал всего три месяца. Разочарование поведением и отношением немцев было столь велико, что из немногочисленных остатков батальона удалось потом сформировать только одно небольшое полицейское подразделение.
Политсоветник батальона «Нахтигаль» Оберлендер позже принял уже в звании капитана командование сформированным в Штранс-Нойхаммере батальоном «Бергманн» («Горец»). В нем были собраны представители кавказских национальностей, преимущественно грузины из разных областей. Что же касается северокавказцев, то их отношение к советскому режиму было хорошо известно. Советы рассматривались как угнетатели, и уже несколько раз — в 1921, 1928, 1931 и 1938 гг. — горцы поднимали восстания. Население кавказских окраин встречало немецкие войска, вступавшие в их села и города, как освободителей. Однако в какой мере части (их иногда называли «легионами») кавказских добровольцев могли успешно использоваться, полностью зависело от отношения оккупантов. Капитан Оберлендер в своих неоднократных памятных записках Канарису указывал на тяжелые последствия ужасных массовых убийств и колониальных методов эксплуатации населения в управляемых рейхскомиссарами оккупированных областях.