Пока Ламокс говорил, его передние ноги не опирались на землю, и голова возвышалась над всеми. Собравшиеся вокруг хрошии, пока длилась эта речь, упали на колени, затем поджали ноги, приняв покорный вид, такой же, как у их командора. Наконец речь закончилась, и Ламокс добавил лишь одно резкое замечание. Хрошии зашевелились и начали двигаться.
— Она говорит, — перевел Фтаемл, — что сейчас хочет, чтобы ее оставили одну с ее друзьями.
— Спросите ее, — сказал Кику, — может ли она заверить своего друга Джона Томаса, что сказанное ею сейчас — это истинная правда и может расцениваться как официальное соглашение?
В то время как остальные хрошии спешили убраться отсюда, доктор Фтаемл коротко передал это Ламоксу. Тот выслушал его, затем повернулся к Джону Томасу. Из его огромного рта прозвучал очень тонкий девчоночий голосок.
— Все именно так, Джонни. Клянусь сердцем.
Джон Томас с торжественным видом кивнул, соглашаясь.
— Не беспокойтесь, мистер Кику. Это соглашение абсолютно надежно.
17. Девяносто семь подношений
— Запускайте ее.
Мистер Кику собрал все свои душевные силы, в последний раз глянул на поднос с чаем и, обведя вокруг взглядом, убедился, что небольшая комната для конфиденциальных переговоров соответствует требованиям момента.
Девяносто семь подношений
— Запускайте ее.
Мистер Кику собрал все свои душевные силы, в последний раз глянул на поднос с чаем и, обведя вокруг взглядом, убедился, что небольшая комната для конфиденциальных переговоров соответствует требованиям момента. Пока он занимался этим, дверь открылась, вошла Бетти Соренсон и сказала сладким голоском:
— Здравствуйте, мистер Кику! — и безмятежно уселась напротив него.
— Как поживаете, мисс Соренсон?
— Можете называть меня Бетти. Все друзья зовут меня так.
— Благодарю вас. Мне хотелось бы быть одним из них.
Он оглядел ее и содрогнулся: Бетти экспериментировала с новой косметической модой, в основе которой были полосы, что делало ее лицо похожим на шахматную доску. Кроме того, она была одета в новый наряд, в котором выглядела старше своих лет. Мистер Кику вынужден был напомнить себе, что о вкусах не спорят.
— Итак, моя милая девушка, цель нашей с вами встречи такова… что я не знаю, с чего начать.
— Не торопитесь, я не спешу.
— Может быть, хотите в чаю?
— А давайте я налью вам? Может, так у нас установится более дружеская обстановка.
Он позволил ей сделать это, затем непринужденно откинулся в кресле со своей чашкой, хотя на самом деле чувствовал себя весьма неуютно.
— Полагаю, вы получили удовольствие от пребывания здесь?
— О, еще бы. Я раньше не могла ничего купить себе, не пересчитав предварительно всю мелочь. Мне кажется, блага неограниченного счета для покупок должны быть доступны каждому.
— Можете продолжать наслаждаться этим обстоятельством. Уверяю вас, что это не пробьет, фигурально выражаясь, заметной бреши в нашем бюджете. Это наш секретный фонд. А вы сирота, не так ли?
— По закону — сирота. Но я — «свободный ребенок». Мой опекун — Уэствилльский дом свободных детей. А почему вы спрашиваете об этом?
— В таком случае, вы еще несовершеннолетняя?
— Это зависит от точки зрения. Я, например, считаю себя совершеннолетней, а вот закон утверждает, что это не так. Но, слава Богу, разница будет существовать совсем немного.
— Гм-м, да. Впрочем, должен признаться, мне это известно.
— Я так и думала, что вы все знаете. Но зачем тогда спрашиваете?
— Ну, как бы вам объяснить… Позвольте рассказать небольшую историю. Вы когда-нибудь содержали кроликов? Или кошек?
— Да, у меня была кошка.
— У нас возникла некоторая проблема в отношении хрошии, известной под именем Ламокс. Конечно, ничего катастрофического, наше соглашение с ними не подвергалось каким-либо изменениям, поскольку мы получили заверения со стороны Ламокса. Но, как бы вам это сказать, если мы окажем Ламоксу кое-какую услугу, то это еще больше улучшит ситуаций. Во всяком случае, появятся более хорошие перспективы.
— Мне кажется, пора бы назвать вещи своими именами, если уж все равно придется это делать. В чем дело, мистер Кику?
— Ну… нам обоим известно, что хрошия Ламокс в течение долгого времени была как бы домашним животным в семье Джона Томаса Стюарта.
— Да, конечно. И как все интересно обернулось в конце концов, не правда ли?
— Согласен. И кроме того, Ламокс был любимцем отца Джона Томаса. И так было в течение четырех поколений.
— А как же иначе? Что может быть лучше такого домашнего животного?
— Вот в этом-то как раз все и дело, мисс Соренсон, Бетти. Все выглядит так с точки зрения Джона Томаса и его предшественников… Но всегда есть по меньшей мере две точки зрения на каждую проблему. С точки зрения Ламокса, она… он не был домашним животным. Совсем наоборот, Джон Томас был его домашним животным. И Ламокс с большим удовольствием занимался своим хобби, то есть разведением Джонов Томасов.
Глаза Бетти широко раскрылись, она принялась хохотать, затем закашлялась.
— Мистер Кику! О, это невозможно!
— Я говорю совершенно серьезно. Все зависит от точки зрения, причем вторая точка зрения более оправдана, учитывая сравнительную продолжительность жизни. Ламокс вырастил уже несколько поколений Джонов Томасов. Это было единственное хобби Ламокса, которое его по-настоящему интересовало. Конечно, немного похоже на детскую игру, но ведь Ламокс был и все еще остается ребенком.