— Хорошая мысль. Но меня все же занимает эта проблема. Вы знаете, что я мог бы настоять на отсрочке дела, пока буду консультироваться с Министерством?
— Конечно. Возможно, вам так и следовало поступить. Мое мнение не должно влиять на ваше желание и принимаемое решение.
— Нет. Но я согласен с вами, откладывать в последнюю минуту — это нехорошо. — Он подумал еще и о том, что обратиться в Министерство в этом необычном деле означало бы консультацию с мистером Кику… и уже почти слышал пренебрежительные замечания заместителя министра: об «инициативе» и «личной ответственности», и «да черт побери, мог бы кто-нибудь еще в этом сумасшедшем доме решить простой вопрос?».
Гринберг решился: — Думаю, для Министерства будет лучше продолжить свое вмешательство. Я беру это дело на себя, по крайней мере, на стадии предварительного слушания.
О'Фаррел широко улыбнулся.
— Я надеялся, что так и будет. Мне не терпится вас послушать. Ведь вы, господа из Министерства инопланетных дел, иногда придете закону весьма необычную трактовку.
— Действительно? Надеюсь, такого не случится. Это будет не к чести гарвардского курса права.
— Гарвард? Как, и вы тоже! Преподает ли там все еще Рейнхардт?
— Когда я там был — еще преподавал.
— Как же тесен мир! Мне очень не хочется взваливать это дело на товарища по университету. Боюсь, это будет крепкий орешек.
— Все дела нелегкие. Но давайте начнем упражняться в остроумии. Почему бы нам не сесть рядышком на скамью? Вам, вероятно, придется это дело заканчивать.
Они направились в здание суда. Шеф Драйзер, кипевший от злости поодаль, увидел, что судья О'Фаррел уже забыл про него. Он пошел было следом, но потом заметил, что парень Стюарт и Бетти Соренсон все еще находятся по ту сторону клетки Ламокса. Головы их были наклонены друг к другу, и они не заметили, как ушли оба должностных лица.
— Эй! Джонни Стюарт! Ты должен был быть в суде еще двадцать минут назад.
Джон Томас сильно удивился.
— Но я думал… — начал он, но потом заметил, что судья и мистер Гринберг уже ушли. — О! Одну минуту, мистер Драйзер… мне надо кое-что сказать Ламоксу.
— Ничего тебе не надо говорить этому зверю. Пошли.
— Но, шеф…
Драйзер схватил его за руку и потащил. Поскольку он был на сотню фунтов тяжелее Джона Томаса, тому ничего больше не оставалось, как идти за ним. Бетти попыталась вмешаться со словами:
— Отец Драйзер, как некрасиво вы себя ведете!
— Обойдемся и без ваших советов, юная леди, — ответил шеф дорожного патруля, продолжая идти в направлении здания суда, таща за собой Джона Томаса. Бетти замолкла и пошла следом. Она задумалась, как бы посильнее уязвить шефа Драйзера, но потом решила этого не делать.
Джон Томас покорился неизбежному. Он намеревался в самый последний момент повлиять на Ламокса, чтобы тот вел себя спокойно и не ел стальные прутья. Джону казалось, что большинство взрослых людей во всем мире тратят много времени специально на то, чтобы не слушать.
Ламокс не пропустил их уход. Он встал, заполняя собой почти все огороженное пространство, и двинулся за Джоном Томасом, не зная, как следовало бы поступить. Прутья заскрипели, когда он уперся в них. Бетти оглянулась и сказала:
— Ламокс! Жди здесь! Мы вернемся!
Ламокс остался стоять, глядя им вслед. Приказ Бетти не был для него действительным приказом. Или был? Прецеденты в прошлом наводили на размышления.
Через некоторое время он снова улегся.
4. Узник за решеткой
Как только О'Фаррел и Гринберг вошли в зал, бейлиф закричал:
— Порядок в суде!
Разговоры стихли, присутствующие стали занимать места на стульях. Какой-то молодой человек в шляпе, обвешанный фотоаппаратурой, встал на пути двух официальных лиц.
— Внимание, — сказал он и сфотографировал их. — Еще раз… улыбочку, судья, как будто ваш поверенный только что сказал вам что-то смешное.
— Одного раза достаточно. И снимите шляпу, — бросил О'Фаррел, проходя мимо. Молодой человек пожал плечами, но шляпу не снял.
При их приближении секретарь суда поднял голову. Его лицо было красным и потным. Перед ним на судейском месте были разложены его принадлежности.
— Извините, судья, — сказал он. — Один момент.
Он склонился над микрофоном и произнес:
— Проба. Раз, два, три, четыре… Цинциннати. Шестьдесят шесть. — Он поднял голову.
Перед ним на судейском месте были разложены его принадлежности.
— Извините, судья, — сказал он. — Один момент.
Он склонился над микрофоном и произнес:
— Проба. Раз, два, три, четыре… Цинциннати. Шестьдесят шесть. — Он поднял голову. — Я уже намучался с этой записывающей системой.
— Надо было проверять раньше.
— Пожалейте меня, судья, может, найдете кого-нибудь в помощь. Но сейчас ничего страшного. Я проверял эту систему, она работала нормально, затем включил ее без десяти десять, полетел транзистор, и столько времени ушло, чтобы найти неисправность…
— Ладно, — раздраженно ответил судья, недовольный тем, что это случилось в присутствии высокопоставленного лица. — Может, все же уберете свое оборудование с моего места?
Гринберг поспешно сказал:
— Если для вас это не принципиальный вопрос, я бы не стал использовать место судьи, а устроил бы заседание вокруг большого стола, по типу военно-полевого суда. Мне кажется, это ускорит дело.