Он молча шел сквозь туман, и ничего не оставалось делать, кроме как следовать за ним. Мальчику померещилось, что они с
отцом ползут у подножия главной елки мира сквозь огромные клочья ваты, изображающей снег, ползут неясно куда, и отец лишь делает вид, что знает
дорогу.
— Папа, и куда это мы только идем, идем…
— Чего?
— Так…
Мальчик поднял глаза и увидел сбоку неясное мерцание. В белой мгле нельзя было разобрать, где находится его источник и что это светится —
то ли часть тумана совсем рядом сияет голубым огнем, то ли издалека пытается пробиться луч включенного неизвестно кем прожектора.
— Папа, гляди!
Отец поднял глаза и остановился.
— Что это такое?
— Не знаю, — сказал отец, трогаясь дальше. — Наверно, фонарь какой-нибудь забыли погасить.
Мальчик пошел следом, косясь на уплывающий назад свет.
Несколько минут они шли молча; мальчик иногда оглядывался, но света больше не было видно. Зато в голову опять стали приходить странные,
ни на что не похожие мысли, какие в нормальном месте никогда не возникли бы.
— Слышишь, пап, — сказал мальчик, — мне сейчас вдруг показалось, что мы с тобой давно заблудились. Что мы только думаем, что идем на
пляж, а никакого пляжа на самом деле нет. И даже страшно стало…
Отец рассмеялся и потрепал мальчика по голове. Потом в его руках откуда-то появился такой здоровый кусок навоза, что его хватило бы на
голову крупной навозной бабы.
— Знаешь, как в народе говорят, — сказал он, передавая кусок сыну, — жизнь прожить — не поле перейти.
Мальчик уклончиво кивнул, с трудом втиснул папин подарок в свою сумку и перехватил ее поудобнее, потому что тонкий полиэтилен ручек уже
начал растягиваться.
— А бояться не надо, — сказал отец, — этого не надо… Ты ведь мужчина, солдат. На вот.
Получив новый кусок навоза, мальчик попытался удержать его в руках, но сразу же выронил, а следом на бетон шлепнулась сумка, и там
хрустнули, разбившись, стаканы. Мальчик сел на корточки у сумки, из которой при падении вывалилась большая часть навоза, потрогал ее рукой,
испуганно поднял глаза на отца, но вместо ожидаемой хмурой гримасы обнаружил на его лице торжественное и немного официальное умиление.
— Вот ты и стал взрослым, — помолчав, сказал отец и вручил сыну новую пригоршню навоза. — Считай, сегодня твой второй день рождения.
— Почему?
— Теперь ты уже не сможешь нести весь навоз в руках. У тебя теперь будет свой Йа, как у меня и мамы.
— Свой Йа? — спросил мальчик. — А что такое Йа?
— Посмотри сам.
Мальчик внимательно поглядел на отца и вдруг увидел рядом с ним большой полупрозрачный серо-коричневый шар.
— Что это? — испуганно спросил он.
— Это мой Йа, — сказал отец. — И теперь такой же будет у тебя.
— А почему я его раньше не видел?
— Ты был еще маленьким.
А сейчас ты вырос достаточно и уже можешь увидеть священный шар сам.
— А почему он такой зыбкий? Из чего он?
— Зыбким, — сказал отец, — тебе шар кажется потому, что ты только что его увидел. Когда привыкнешь, поймешь, что это самая реальная вещь
на свете. А состоит он из чистого навоза.
— А-а, — протянул мальчик, — так вот где ты все время навоз брал. А то ты его мне все даешь, даешь, но откуда — непонятно. У тебя его вон
сколько, оказывается. А какое ты слово сказал?
— Йа. Это священный египетский слог, которым навозники уже много тысячелетий называют свой шар, — торжественно ответил отец. — Пока твой
Йа еще маленький, но постепенно он будет становиться все больше и больше. Часть навоза дадим тебе мы с мамой, а потом ты научишься находить его
сам.
Мальчик все еще сидел на корточках, недоверчиво глядя на отца. Отец улыбнулся и чмокнул губами.
— А где я буду находить навоз? — спросил мальчик.
— Вокруг, — сказал отец и указал рукой в туман.
— Но там же никакого навоза нет, папа.
— Наоборот, там один навоз.
— Я не понимаю, — сказал мальчик.
— Держи. Сейчас поймешь. Чтобы все вокруг стало навозом, надо иметь Йа. Тогда весь мир окажется в твоих руках. И ты будешь толкать его
вперед.
— Как это можно толкать вперед весь мир?
Отец положил руки на шар и чуть толкнул его вперед.
— Это и есть весь мир, — сказал он.
— Что-то я не понимаю, — сказал мальчик, — как это навозный шар может быть всем миром. Или как это весь мир может стать навозным шаром.
— Не все сразу, — сказал отец, — подожди, пока твой Йа станет побольше, тогда поймешь.
— Шарик же маленький.
— Это только так кажется, — сказал отец. — Посмотри, сколько навоза я тебе сегодня дал. А мой Йа от этого совсем не уменьшился.
— Но если это весь мир, то что же тогда все остальное?
— Какое остальное?
— Ну, остальное.
Отец терпеливо улыбнулся.
— Я знаю, это сложно понять, — сказал он. — Но, кроме навоза, ничего просто нет. Все, что я вижу вокруг, — отец широким жестом обвел
туман, — это на самом деле Йа. И цель жизни — толкать его вперед. Понимаешь? Когда смотришь по сторонам, просто видишь Йа изнутри.
Мальчик наморщился и некоторое время думал. Потом он начал сгребать вывалившийся перед ним навоз ладонями и с удивительной легкостью за
несколько минут слепил шар, не особо круглый, но все же несомненный. Шар был высотой точь-в-точь с мальчика, и это показалось ему странным.
— Папа, — сказал он, — ведь только что навоза у меня была всего лишь одна сумка. А здесь его полгрузовика. Откуда он взялся?
— Здесь весь навоз, который мы с мамой дали тебе с рождения, — сказал отец. — Ты его все время нес с собой, просто не видел.
Мальчик оглядел стоящий перед ним шар.
— Значит, теперь надо толкать его вперед?
Отец кивнул головой.