медленно, чтобы Арчибальд понял, что его щадят.
Берег моря образовывал длинную вогнутую дугу, и друзья полетели по прямой, над морем. Сначала Арчибальд наслаждался полетом и искренне
досадовал на то, что уже столько лет добровольно лишает себя наслаждения, доступного в любой момент, но когда усталость разогнала ударившую в
голову кровь, он посмотрел вниз и обомлел.
Под его притиснутыми к брюшку лапками («Господи, какие худые!» — подумал Арчибальд) и зажатой в них гитарой, похожей на ракету «Хаунд
дог» под брюхом бомбардировщика Б-52, расстилалось море — оно было очень далеко, и волны на нем казались неподвижными. Берег оказался на таком
расстоянии, что Арчибальд понял — свались он сейчас вниз, вплавь он до него не доберется. Ему стало страшно, и он поднял взгляд на небо.
Артур с Арнольдом были в превосходном настроении и коротко обменивались впечатлениями о погоде; про Арчибальда словно забыли. Они
отлетали все дальше от берега, и Арчибальд стал ощущать короткие приступы паники.
Они
отлетали все дальше от берега, и Арчибальд стал ощущать короткие приступы паники. От страха он тратил массу лишних усилий, махая крыльями
намного быстрей, чем требовалось; сначала он подумал, что все-таки сумеет долететь до заповедника, и уже почти успокоился, решив никогда больше
не ввязываться в такие приключения, как вдруг что-то сильно толкнуло его в лицо и грудь.
Арчибальд зажмурился от рези в глазах, поднес к ним одну лапку и протер их — вся лапка, когда он поглядел на нее, оказалась покрытой
грубым папиросным табаком. Табак запорошил ему глаза и рот, забился в волосы и в большом количестве попал за шиворот, но задуматься, откуда он
мог взяться на такой высоте и в таких количествах, Арчибальд не успел, потому что гитара неожиданно стала очень тяжелой, а в спине возникла
настолько острая боль, что стало ясно — еще полсотни метров, и крылья откажут.
— Ребята, — позвал он улетевших чуть вперед Артура с Арнольдом и, поняв, что его не слышат, зажужжал во весь хоботок:
— Ребята!!
Те обернулись и сразу все поняли.
— До берега дотянешь? — торопливо подлетая, спросил Артур.
— Нет, — задыхаясь, ответил Арчибальд, — я сейчас упаду.
Перед его глазами все слилось в мутное бессмысленное пятно; последним, что он различил, была крошечная белая лодочка прогулочного катера
на темно-синем фоне.
— Так, Арнольд, давай его… Садимся на авианосец. До палубы дотянешь?
Эти слова донеслись до Арчибальда из другого измерения — в его мире не оставалось уже ни высоты, ни палубы, ни необходимости куда-нибудь
дотянуть. Вслед за этими словами послышались другие, неразборчивые, на которые не было никакой охоты отвечать, потому что были дела поважней и
поинтересней, но голоса становились все громче и нахальнее, и кто-то даже начал сильно трясти за плечо, после чего пришлось открыть глаза и
увидеть склоненные лица Артура и Арнольда.
— Арчибальд, — позвал Артур, — ты меня слышишь?
Арчибальд молча приподнялся на локтях. Он лежал на верхней палубе среди оранжевых спасательных плотов — по цвету они так напоминали
пыльные резиновые трубки, висящие на стене у него дома, что ему сразу стало спокойно и горько. Под головой у него была гитара, а рядом сидели на
корточках Артур с Арнольдом. Теплоход слегка покачивало; с нижней палубы сквозь шум мотора пробивались крики пассажиров.
— Ну ты даешь, — сказал Арнольд. — Мы тебя в последний момент поймали. У тебя что, высотобоязнь?
— Типа того, — ответил Арчибальд.
— Над морем ниже лететь опасно, — сказал Артур. — Чайки.
Он кивнул в сторону кормы, над которой неподвижно висело несколько белых птиц — они летели с той же скоростью, что и катер, но совсем не
махали крыльями и казались эмблемами с кулис невидимого МХАТа. Время от времени с палубы бросали в море конфету или печенье, и тогда одна из
птиц чуть поворачивала крылья и уносилась назад, превращаясь в покачивающееся на воде белое пятнышко, а ее место над кормой занимала другая.
С кормы в небо взмыли две темные тени и унеслись вверх — это произошло так быстро, что ни Артур, ни Арнольд ничего не заметили.
— Красиво, — сказал Арчибальд и попытался встать.
— Красиво, — сказал Арчибальд и попытался встать.
— Пригнись, — скомандовал Артур, — из рубки увидят.
После нескольких эволюций Арчибальд встал на четвереньки, лицом к белой полосе пенного следа за кормой.
— Господи, — сказал он, — как я живу! Я ведь не правильно живу!
— Успокойся, — велел Артур. — Мы тоже. Только истерики не надо.
— Море, — медленно и членораздельно сказал Арчибальд, — катер идет. Чайки. И все это рядом. А я… На палубу вышел, а палубы нет…
Вдали, у горы, мимо которой шел теплоход, из моря поднимались несколько плоских камней; на вершине одного из них мелькнули два обнаженных
тела и сразу исчезли за наехавшей скалой. Арчибальд издал невнятный стон — словно из глубин его сердца вырвалась на свободу вся долго копившаяся
ненависть к себе, к своему жирному дряблому телу и бессмысленной жизни, — и, прежде чем приятели успели среагировать, он схватил гитару и
бросился в воздух.
Его сознание сузилось в подобие ракетной системы наведения — в нем остались только плоский камень с двумя лежащими на нем телами, который