В кармане у меня лежала коробка. Она мешала мне. Углы впивались в кожу. Нужно было бы выбросить ее, но не хватало духу.
Мне захотелось вернуться назад во времени. Я бы отдал пирог синьоре Скардаччоне и ушел, не заходя к Сальваторе.
Я взлетел на холм с такой скоростью, что, когда подъехал к месту, меня чуть не рвало.
Я оставил велосипед у подножия, остаток пути проделав бегом среди колосьев. Казалось, сердце выскочит из груди, и я был вынужден сесть под дерево, чтобы отдышаться.
Когда я почувствовал себя лучше, я огляделся, нет ли где Феличе. Не было никого. Я вошел в дом и взял веревку.
Сдвинул лист и позвал:
— Филиппо!
— Микеле! — Он весь задергался. Он ждал меня.
— Я пришел, видишь? Видишь, вот он я!
— Я знал это.
— Тебе сказали это медвежата-полоскуны?
— Нет. Я знал это. Ты же обещал.
— Ты был прав: полоскуны существуют. Только не медвежата, а еноты. Я прочитал это в книжке. Я видел даже их фотографию.
— Красивые, правда?
— Очень. Ты когда-нибудь видел хоть одного?
— Конечно. Слышишь? Слышишь, как они свистят?
Я не слышал никакого свиста. Ну что тут скажешь? Он ненормальный.
— Спустишься? — спросил он.
Я ухватился за веревку:
— Иду. — И спустился в яму.
В ней царил порядок. Ведро пусто. Кастрюлька полна воды. Филиппо завернут в то же ужасное покрывало, но выстиранное. Щиколотка перевязана бинтом. И на ней больше не было цепи.
— Тебя помыли!
Он засмеялся. Вот зубы ему не почистили, заметил я.
— Кто это сделал?
Одной рукой он прикрывал глаза.
— Властелин червей и его прислужники-карлики. Они спустились и вымыли меня всего. Я им сказал, что они могут приходить мыть меня, когда им захочется, но ты их все равно поймаешь, и что они в любое время, когда захотят, могут убежать, но ты будешь преследовать их много километров без устали.
Я схватил его за руку:
— Ты назвал им мое имя?
— Какое имя?
— Мое.
— А как тебя зовут?
— Микеле.
— Микеле? Нет…
— Но ты только что меня назвал…
— Тебя зовут не Микеле.
— А как?
— Долорес.
— Мое имя не Долорес. Я Микеле Амитрано.
— Это ты так говоришь.
Мне казалось, что он шутит.
— Ну и что ты сказал властелину червей?
— Я ему сказал, что мой ангел-хранитель поймает их.
Я облегченно вздохнул.
— Молодец! Ты сказал, что я ангел-хранитель. — Я извлек из кармана кекс.
— Смотри, что я тебе принес. Немножко раскрошился…
Я не успел даже закончить фразу, как он бросился ко мне, схватил то, что осталось от куска, запихнул себе в рот и стал жевать с закрытыми глазами.
Прожевав и не открывая глаз, он стал хватать меня с криком:
— Еще! Еще! Дай мне еще! — И царапал меня ногтями.
У меня больше нет. Клянусь. Хотя подожди… — В кармане у меня лежали конфеты. — На. Держи.
Он разворачивал их, жевал и проглатывал с невероятной быстротой.
— Еще! Еще!
— Я тебе отдал все.
Он не хотел верить, что у меня больше ничего нет.
— Завтра я принесу еще. Чего бы ты хотел?
Он почесал голову.
— Я хочу… хочу… хлеба. Хлеба с маслом. С маслом и джемом. И с ветчиной. И с сыром. И шоколад. Толстый-толстый бутерброд.
— Посмотрю, что есть дома.
Я сел. Филиппо не переставал трогать мои ноги и расстегивать сандалии.
Внезапно мне пришла в голову идея. Прекрасная идея.
Он не был прикован. Он был свободен. Я мог вывести его наружу.
Я спросил:
— Ты хочешь выйти отсюда?
— Выйти куда?
— Выйти из ямы.
— Из ямы?
— Да. Из ямы. Вылезти из ямы.
Он замолчал. Потом спросил:
— Из ямы? Из какой ямы?
— Вот из этой. Где мы сейчас сидим.
Он отрицательно покачал головой:
— Здесь нет ям.
— А это что, по-твоему, не яма?
— Нет.
— Да яма же! Ты сам это говорил.
— Когда я так сказал?
— Ты сказал, что весь мир полон ям, внутри которых живут умершие. И что луна тоже вся в ямах.
— Ты ошибаешься. Я такого не говорил.
Я начал терять терпение.
— И где мы, по-твоему, находимся?
— В месте, где ожидают.
— Чего ожидают?
— Отправления в рай.
По-своему он прав. Если ты сидишь тут целую жизнь и здесь же умираешь, то твоя душа улетит в рай. Если ввязаться в спор с Филиппо, точно ум за разум зайдет.
— Давай я тебя вытащу отсюда. Пошли. — Я дотронулся до него, он был весь в поту и дрожал. — Ладно. Ладно. Не пойдем. Успокойся. Я тебе ничего не сделаю.
Он засунул голову под покрывало.
— Снаружи нет воздуха. Я там задохнусь. Я не могу туда пойти.
— Ты что! Снаружи очень много воздуха. Я все время живу там и не задыхаюсь. С чего бы?
— Ты же ангел-хранитель.
Я должен был объясниться с ним.
— Послушай меня внимательно. Вчера я тебе поклялся, что вернусь, и вернулся. Сейчас я тебе клянусь, что, если ты вылезешь отсюда, с тобой ничего не случится. Ты должен мне верить.
— Зачем мне вылезать отсюда? Мне и здесь хорошо.
Я вынужден был соврать.
— Потому что снаружи — рай. И я должен привести тебя в рай. Я ангел-хранитель, а ты умер, и я обязан привести тебя в рай.
Он задумался на мгновение.
— Ты правду говоришь?
— Истинную.
— Тогда пошли.
Я попытался поставить его на ноги, но они у него не разгибались. Если б я его не держал, он бы упал. Наконец мне удалось обвязать его веревкой. Я обвернул ему голову покрывалом так он был спокойнее. Я вылез из ямы и принялся тащить его. Он был очень тяжелый. Он повис в двадцати сантиметрах от земли, скрючившийся и замерший, и я замер у края ямы с веревкой на плечах, согнувшийся под его тяжестью, не имея сил тащить его.