Я добрался до высохшего русла и вскарабкался на дерево.
С этим стариком я никогда не буду ночевать. Он украл Филиппо. И как только я засну, украдет и меня тоже. Засунет меня в мешок и убежит.
А потом отрежет мне уши.
А разве можно жить без ушей? Разве не умрешь без них? Мои уши со мной. А у Филиппо мой отец со стариком отрезали. Я сижу на дереве, а он там в своей яме и уже без ушей.
И кто знает, перевязали ли они ему голову?
Я должен пойти туда. И должен рассказать ему о матери, что она его любит и сказала это по телевизору, так, чтобы все это знали.
Но я боялся: а вдруг там столкнусь с папой и стариком?
Я посмотрел на горизонт. Небо было плоским, серым и нависало над пшеничными полями. Холм был виден хорошо, огромный, вибрирующий в потоках горячего воздуха.
Если я буду осторожен, они меня не увидят, сказал я себе.
«О партизан, забери меня с собой, ты должен похоронить меня. О партизан, возьми меня с собой. О белла чао…» — услышал я пение.
Я посмотрел вниз. Барбара Мура тащила Того за веревку, завязанную вокруг его шеи, к воде…
— Сейчас мамочка тебя искупает. И ты станешь чистым-чистым. Ты доволен? Конечно же доволен.
Но Того не казался довольным. Растопырив передние лапы и усевшись задом на землю, он мотал головой, пытаясь освободиться от петли.
— Ты станешь очень красивым. И я свожу тебя в Лучиньяно. Мы пойдем туда и купим мороженое, а тебе я куплю поводок.
Она взяла его на руки, поцеловала, сняла сандалии, сделала пару шагов в лужу и погрузила его в вонючую жидкую грязь.
Того начал вырываться, но Барбара крепко держала его за загривок и хвост. Я видел, как он исчез в грязи.
Она принялась напевать…
И долго не вынимала его из воды.
Она хотела убить его.
Я заорал:
— Ты что делаешь? Отпусти его!
Барбара подскочила и чуть не грохнулась в воду. Она отпустила собаку, которая выскочила и помчалась к берегу.
Я спрыгнул с дерева.
— А ты что тут делаешь? — спросила Барбара раздосадовано.
— Что ты собиралась с ним сделать?
— Ничего. Помыть.
— Врешь. Ты хотела его утопить.
— Нет!
— Поклянись.
— Клянусь Богом и всеми святыми! — Она положила руку на сердце. — Клещи и блохи его заели. Поэтому я его мыла.
Я не знал, верить ли ей.
Она поймала Того, который сидел на камне, счастливо потявкивая. Он уже забыл о страшном испытании.
— Смотри, если я вру. — Она подняла ему одно ухо.
— Боже, какой ужас!
Все вокруг уха и в самом ухе было полно клещей. Меня чуть не вырвало. С их головками, погруженными в кожу, с их черными лапками и темно-коричневыми животами, надутыми и круглыми, словно шоколадные яйца.
— Видел? Они всю кровь из него выпьют.
— А от грязи они уйдут?
— По телевизору Тарзан говорил, что слоны купаются в грязи, чтобы смыть со своей шкуры всех насекомых.
— Но Того не слон.
— Ну и что? Он же тоже животное.
— Я думаю, их надо выгнать как-то иначе, — сказал я. — С грязью ничего не получится.
— А как иначе?
— Руками.
— И кто это будет делать? Мне, например, противно.
— Я это сделаю.
Двумя пальцами я взял клеща за вздувшееся тельце, зажмурился и сильно потянул. Того взвизгнул, но монстр вышел. Я положил его на камень, и мы осмотрели его. Он шевелил лапками, но не смог двинуться так был раздут от крови.
— Умри, вампир! Умри! — Барбара расплющила его камнем, превратив в красное пятно.
Я выдернул не менее двадцати клещей. Барбара держала пса. Чтоб не убежал. Я даже запарился. Да и Того уже было трудно держать.
— Остальных мы ему вытащим в другой раз. Согласна?
— Ладно. — Барбара посмотрела кругом. — Я пошла. Ты как?
— Побуду еще немного здесь.
Как только она уйдет, я сяду на велосипед и поеду к Филиппо.
Она завязала веревку на шее Того.
— Тогда увидимся позже? — сказала она, удаляясь.
— Да.
Она остановилась:
— К вам кто-то приехал. На серой машине. Это ваш родственник?
— Нет.
— Он сегодня к нам приходил.
— Что ему надо было?
— Не знаю. Разговаривал с папой. Потом они уехали. И твой отец был. Уехали на большой машине.
Конечно. Они поехали отрезать уши Филиппо.
Я усмехнулся и спросил:
— Он тебе понравился?
— Нет.
— И мне тоже.
Я замолчал. Казалось, она уже расхотела уходить. Повернулась и пробормотала:
— Спасибо тебе.
— За что?
— За тот день… Когда ты взял наказание вместо меня.
Я пожал плечами:
— Пустяки.
— Слушай… — Она покраснела. Пристально посмотрела на меня и спросила: — Ты не хотел бы обвенчаться со мной?
У меня загорелось лицо.
— Что?
Она нагнулась и погладила Того.
— Обвенчаться.
— Я и ты?
— Ага.
Я опустил голову и стал рассматривать носки башмаков.
— Я и ты?
— Ага.
Я опустил голову и стал рассматривать носки башмаков.
— Ну… Нет, не очень.
Она глубоко вздохнула:
— Ничего не поделаешь. Мы даже разного возраста. — Провела рукой по волосам. — Тогда… пока?
— Пока.
И ушла, таща за собой Того.
Я испугался змей, так, внезапно.
До этой минуты, хотя я уже не однажды был на холме, мне ни разу не пришла в голову мысль о змеях.
У меня в глазах стояла охотничья собака, которую в апреле укусила в нос ядовитая змея. Бедное животное лежало в углу амбара, тяжело дыша, с остановившимся взглядом, и белая пена стекала с его губ и вывалившегося языка.
— Уже ничего не поделаешь, — сказал отец Черепа. — Яд проник в сердце.
Мы стояли кружком, разглядывая собаку.