Почему мне никто не покупает?
Потому что моему папе на меня наплевать, только говорит, что любит меня, а на самом деле это не так. Он подарил мне эту дурацкую лодку из Венеции, и ту поставили на телевизор. И запретил даже прикасаться к ней.
Я очень хотел хотя бы одну команду. Если бы отец Сальваторе подарил ему еще четыре, я бы ничего не сказал, но их было восемь. Теперь всего у него двенадцать.
Если у него будет на одну меньше, что это изменит?
Я прокашлялся и пробормотал:
— Ты не мог бы подарить мне одну?
Сальваторе поднял брови и начал ходить по комнате. Потом сказал:
— Извини, я бы тебе ее подарил, но не могу. Если папа узнает, что я тебе ее отдал, он рассердится.
Это была неправда. Когда это отец проверял его игрушки? Сальваторе был жадиной.
— Понял.
— И потом, зачем тебе? Ты и так можешь приходить сюда играть, когда хочешь.
Если бы у меня было что дать ему взамен, может, тогда он мне бы ее отдал. Но у меня ничего не было.
Хотя нет, кое-что все-таки имелось.
— Если я тебе открою одну тайну, ты мне дашь команду?
Сальваторе искоса посмотрел на меня:
— Какую тайну?
— Невероятную тайну.
— Если я тебе открою одну тайну, ты мне дашь команду?
Сальваторе искоса посмотрел на меня:
— Какую тайну?
— Невероятную тайну.
— Не существует тайны, которая стоила бы команды.
— Моя стоит. — Я поцеловал кончики пальцев. — Клянусь!
— А если это окажется ерунда?
— Не окажется. Если ты скажешь, что это ерунда, я тебе верну команду.
— Меня не интересуют тайны.
— Я знаю. Но такая… Я никому ее не рассказывал. Если ее узнает Череп, он подскочит от восторга до небес…
— Ну и расскажи ее Черепу.
Но я уже был готов на все.
— Я бы взял даже «Виченцу».
У Сальваторе чуть не вывалились глаза:
— Даже «Виченцу »?
— Даже.
«Виченцу» мы ненавидели. Она была невезучей. Если ты играл ею, проигрывал обязательно. Никто из нас двоих никогда не мог выиграть с этой командой. К тому же у одного из игроков не было головы, другой был весь склеенный, а вратарь — согнутый.
Сальваторе задумался на мгновение и наконец уступил:
— Согласен. Но, если это полная ерунда, я тебе ее не дам.
Вот так я ему все и рассказал. О том, как я упал с дерева. О яме. О Филиппо. О том, какой он сумасшедший. О его больной ноге. О вони. О Феличе, который его сторожит. О папе и старике, которые хотели отрезать ему уши. О Франческо, который бросился с обрыва с расстегнутой ширинкой. О матери в телевизоре.
Обо всем.
Я испытывал ощущение приподнятости. Как тогда, когда однажды я съел полную банку консервированных персиков. После мне стало плохо, мне казалось, что я вот-вот лопну, в животе у меня было землетрясение, и у меня даже подскочила температура, и мама сначала надавала мне тумаков, а потом нагнула головой в унитаз и сунула два пальца в горло. И я выдал наружу бесконечное количество желтой и кислой тюри. И вернулся к жизни.
Пока я говорил, Сальваторе слушал не перебивая, с открытым ртом. Я закончил словами: «И потом он все время говорит о каких-то медвежатах-полоскунах. Которые моют тряпки. Я ему сказал, что их не существует, а он даже слышать этого не хочет».
— Потому что они существуют.
Я застыл с открытым ртом.
— Существуют? Папа сказал, что не существуют.
— Они живут в Америке. — Сальваторе взял с полки Большую энциклопедию зверей и пролистал ее. — Вот они. Смотри. — И передал мне книгу.
На цветной фотографии был изображен зверек, похожий на лисицу. С белой мордочкой. На глазах — черная маска, как у Зорро. Однако зверек был более лохматый, чем лисица, и лапы у него были намного короче, и он мог брать ими вещи. Этот в передних лапках держал яблоко. Это был очень симпатичный зверек.
— Значит, существуют…
— Конечно. — И Сальваторе прочел: — «Енот-полоскун, Procyon lotor , зверек с коренастым телом, заостренной мордой и большой головой, с большими глазами, окруженными черными пятнами. Шкурка серого цвета. Очень длинный хвост. Живет в Канаде и Соединенных Штатах. Прозвище получил за забавную привычку полоскать пищу, перед тем как съесть ее».
— Он не тряпки стирает, а еду…
— Вот как. — Я был потрясен. — А я ему сказал, что их не существует…
Сальваторе спросил меня:
— А почему его там держат?
— Потому что не хотят отдать его матери. — Я схватил его за руку. — Хочешь пойти посмотреть на него? Мы можем пойти прямо сейчас. Идем? Я знаю короткий путь… Займет мало времени.
Он мне не ответил. Сложил коробки в ящик, свернул футбольное поле.
— Ну что? Идешь?
Он повернул ключ и открыл дверь.
— Не могу. Учитель приедет. Если я не подготовлю урока, он скажет этим двум, и такое начнется…
— Ты что? Не хочешь посмотреть на него? Тебе не понравилась моя тайна?
— Не очень. Мне неинтересны сумасшедшие в ямах.
— Но ты дашь мне «Виченцу»?
— Забирай. Мне неприятен твой секрет. — Он сунул коробку мне в руку и вытолкнул меня из комнаты. И закрыл дверь.
Я крутил педали к холму и недоумевал.
Как может быть ему неинтересен ребенок, сидящий на цепи в яме? Сальваторе сказал, что мой секрет ему неприятен.
Не надо было ему рассказывать. У меня больше не было тайны. А что я этим выиграл? «Виченцу», которую кто-то сглазил.
Я поступил хуже Иуды, который променял Иисуса на тридцать сребреников. Кто знает, сколько команд можно купить на тридцать сребреников…