Если бы здесь вдруг появился он, я бы, наверное, вышиб из него дух. Здесь погибла Вив, а он даже не ухаживает за доской? Подумав об этом, начинаю ненавидеть себя за то, что в какой-то момент позавидовал ему.
Он справился с увечьем, которое могло превратить его в инвалида, спас репутацию и карьеру — но разве что-то из этого может сравниться по важности с тем, что у него было и что никто не в силах отнять?
От волнения кровь, подгоняемая исступленно бьющимся сердцем, шумит в ушах, как горный поток. Я испытываю всепоглощающее желание обнять Вив, прижать ее к себе, чтобы она почувствовала боль утраты, от которой ноет все тело. Она возникла в тот день, когда я увидел тело Вив, лежащее в луже крови и усыпанное осколками стекла, и с тех пор уже не покидала меня. Я хочу вернуть Вив. Моя жизнь без нее пуста, как пересохший колодец. А он… он даже не приходит сюда!
Зажав под мышкой книгу, я направляюсь к дому Нины, стараясь больше нигде не задерживаться.
Если мы с ней лучшие друзья, я хочу знать почему. Мне нужно знать, зачем она спасла жизнь этому ублюдку Камдену.
Успев пройти половину улицы Эвклид, я останавливаюсь на перекрестке с Бельвью. Здесь жила Вив. Отлично помню ее дом, длинный и белый, второй от конца. За окном растут кусты можжевельника. Я мог бы найти это место с закрытыми глазами. Ноги сами собой сворачивают туда, и я иду по Бельвью, не в силах сопротивляться. Просто хочу увидеть этот дом, получить какое-то доказательство того, что Вив была и в этом мире.
Я не имею ни малейшего понятия о том, сколько времени, но на улице достаточно темно. В домах и возле домов видны признаки жизни — люди не спят. Кто-то смотрит телевизор, кто-то еще не выключил свет на крыльце. Тихо. Не слышно ни машин, ни собак.
Не нужно даже поднимать взгляд от дороги, чтобы понять — я на месте. Когда мы были в девятом классе, городская администрация распорядилась обновить на улице Бельвью дорожное покрытие, и мы с Вив тайком вышли ночью на мостовую, чтобы увековечить на поверхности свежего асфальта наши инициалы: В.Х + К.П. Буквы у меня под ногами. С этого места видно окно спальни Вив, а крыльцо дома скрыто за большой ивой. Вив подавала мне сигнал, и я забирался в окно, не рискуя быть замеченным. Я думаю, ее родители ничего не имели бы против, если бы я проходил через дверь, но так было быстрее. Никаких разговоров о пустяках или напоминаний о том, что не стоит засиживаться в спальне дочери — только я и она, и больше никого.
Поднимаю голову.
В спальне Вив горит свет.
Сердце останавливается на мгновение и начинает биться снова. Сначала мне приходит в голову, что туда мог кто-то забраться. Может быть, родители просто решили сделать уборку? Превратили комнату в кабинет? В спальню для гостей? Ужасно, если они разорили спальню, убрав любимые цитаты Вив и приклеенные к стенам фотографии. Мне становится плохо. Интересно, а вещи все еще хранят ее запах? Не успев даже понять, что я делаю, обнаруживаю себя на середине газона перед домом.
Осторожно забираюсь в кусты можжевельника, чтобы меня не было видно из дома. С мистером и миссис Хэйворд я не общался с самых похорон, и надеялся, что нам никогда больше не придется встречаться.
На кровати Вив кто-то сидит.
Подкрадываюсь к стеклу, осторожно заглядываю в комнату и на мгновение перестаю дышать.
На кровати, спиной ко мне, сидит девушка. Стройная, с короткими кудрявыми черными волосами. Она держит возле уха телефонную трубку, водя пальцем по стеганому одеялу. Иногда она кивает, но говорит что-нибудь или нет, не слышно, так как нас разделяет стекло. На ней красно-белая футболка, а длинные ноги, лежащие на кровати, прикрывает короткая плиссированная юбка.
Девушка быстро кивает несколько раз подряд, отнимает от уха телефон, нажимает кнопку окончания вызова и… вытирает слезы. Через секунду она опускает ноги вниз и начинает раздеваться. Футболка оказывается спортивной толстовкой из униформы группы поддержки. Она снимает ее и бросает на единственный в комнате стул, наполовину погребенный под грудой одежды.
Сняв юбку, она находит на кровати мятую розовую пижаму и начинает одеваться. Когда девушка поднимает руки, я вижу на боку, под лопаткой маленькое родимое пятно в форме бриллианта. Я узнаю отметину даже на расстоянии — потому что тысячу раз покрывал это место на спине поцелуями, как верующий икону.
Девушка оборачивается, и я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Густые черные кудри, скрывавшие раньше половину спины, обрезаны и едва достигают подбородка. Волосы убраны в пучок и повязаны красной лентой. Исхудалое лицо покрыто пятнами; вокруг глаз красные круги. Но крылатые брови, на которые я не раз смотрел, любуясь, все те же.
Я не могу дышать. Как завороженный, слежу за тем, как девушка надевает пижаму, и не верю своим глазам, хотя это, безусловно, она. За три года я запомнил каждый квадратный сантиметр ее тела, каждую черту лица и два месяца безнадежно мечтал хотя бы на мгновение снова увидеть их.
За три года я запомнил каждый квадратный сантиметр ее тела, каждую черту лица и два месяца безнадежно мечтал хотя бы на мгновение снова увидеть их.
Не осознавая, что я делаю, поднимаю руки и, барабаня по стеклу, кричу: