После долгого ожидания, показавшегося мне вечностью, я слышу за дверью звук шагов и одновременно осознаю, какую глупость совершил. Сейчас, наверное, три или четыре часа ночи, а я звоню в дверь чужого дома. Если бы кто-то пришел в такое время ко мне, я бы либо не подошел к двери, либо, подойдя…
Человек, находящийся за дверью, отодвигает засов.
Я, сдерживая волнение, делаю шаг назад.
Между дверью и косяком появляется небольшая щель, сквозь которую кто-то выглядывает.
Надо мной загорается свет, и я моргаю, чтобы привыкнуть к яркому освещению. Изучающий меня сквозь щель карий глаз расширяется. Я слышу изумленный вздох, и на пол падает миниатюрная игровая приставка.
Оуэн, что ты… — произносит женский голос, и дверь распахивается. Кам…
На ней нет фартука с узором из кур. Она не смеется. Не светится зеленым. Передо мной стоит Нина, глядя на меня огромными изумленными глазами. За дверью прячется мальчик в пижаме. На вид ему лет десять. Лицо бледное как мел. Нина смотрит на него так, словно только что осознала его присутствие, и закрывает дверь у меня перед носом.
Тем не менее ее реакция нравится мне куда больше, чем прием, который она оказала мне несколькими часами раньше, в кафе.
До меня доносится приглушенный шум голосов, и когда дверь наконец открывается снова, я вижу перед собой Нину. На этот раз в одиночестве. Она выключает лампу на крыльце и, осторожно выглянув наружу, затаскивает меня в дом. Закрыв дверь, Нина задвигает засов и смотрит на меня испуганно, как на человека, больного чумой, шаря по стене в поисках выключателя. Тусклая лампочка, освещающая прихожую, гаснет. Нина делает шаг вперед и, нащупав мою руку, гладит ее.
Я отстраняюсь — и тут же понимаю, как это глупо. Она развязывает тесемки, удерживающие висящие над дверью веревочные шторы, и опускает их. Непонятно, чего она хочет этим добиться, так как луна ярко светит в окна, освещая прихожую.
Покончив с занавесками, Нина смотрит на меня отсутствующим взглядом, словно пытаясь решить в уме какую-то сложную задачу. Я ежусь, но, кажется, не от холода. Никак не могу избавиться от воспоминаний о нашей последней встрече в кафе, когда она смотрела на меня полными жалости глазами. Жалости, которую испытывают к незнакомому человеку, с которым происходит что-то нехорошее.
Объясни, что все это значит, — требую я.
Что «все»?
Что это за зеленое свечение? Что происходит, когда проходишь сквозь него? Почему ты сделала вид, что не знаешь меня, когда я подошел к тебе в кафе?
Нина хочет что-то сказать, но я еще не закончил.
Откуда ты знаешь мое имя, если мы не были знакомы? Как так вышло, что ты живешь на одной улице с Майком, но ходишь в другую школу?
Вспоминаю перекресток у школы, изорванную белую ленту и разоренный мемориал.
И кто, черт возьми, испортил памятную доску, посвященную памяти моей девушки?
Нина указывает глазами на лестницу. Наверху, за перилами, виден вход в неосвещенный коридор.
Не говоря ни слова, она медленно выскальзывает из прихожей, и я бреду вслед за ней, ориентируясь по единственной горящей в доме лампочке — над кухонным столом. Нина закрывает за мной дверь, и мы оказываемся в помещении, где все окрашено в желтый цвет. Желтые шкафы, желтые столешницы… Даже стулья в кухне из желтого пластика. Глядя на них, кажется, что им место не в доме, а в конференц-зале космического корабля. Нина проходит в другой конец кухни и закрывает вторую дверь, за которой видна еще одна лестница.
Не хочу, чтобы брат нас слышал, — говорит Нина, — ты и так его уже напугал.
Только сейчас обращаю внимание на то, что одежда на Нине на домашнюю не похожа. На ней джинсы и свитер. Она либо встала слишком рано и успела одеться, либо не ложилась.
— А что с ним?
Он болеет, — отвечает Нина, помешкав. Я его еле уложила, и тут появился ты. Зачем ты прошел через портал? — спрашивает она неожиданно, всплескивая руками.
Я, часто моргая от удивления, гляжу на нее. Это не я должен объяснять ей, что и как сделал и зачем, а она.
Ты хотя бы понимаешь, где находишься? — спрашивает Нина.
Понятия не имею. Зато точно знаю, в каком я настроении. Сейчас я здесь все разнесу. В клочья.
Прошу тебя, успокойся, — говорит Нина, закрыв глаза и потирая рукой лоб. — Сейчас ты в моем доме — но там, где живешь ты, это не мой дом. Я не могу точно сказать, почему так получается, но… мы с тобой живем в похожих местах, хотя между ними и есть некоторые различия.
Где-то в передней части дома хлопает дверь.
Нина резко оборачивается и смотрит туда, откуда мы только что пришли.
Оуэн? — зовет она.
Это я, — отвечает женский голос. — А ты рано встала сегодня.
Слышно, как говорившая женщина бросает на стол связку ключей, потом, судя по скрежету «молнии», снимает куртку или сапоги. Нина в панике поворачивается ко мне и, схватив за руку, пытается оттащить к двери черного хода в задней части кухни. Я упираюсь ногами в пол. Она пытается преодолеть сопротивление, но ее сила и вес — ничто для бывшего футболиста.
Я упираюсь ногами в пол. Она пытается преодолеть сопротивление, но ее сила и вес — ничто для бывшего футболиста.
Ты должен спрятаться! — шипит она.