Дрожа, как от холода, я вошел внутрь…
Михаил
Что-то между ними произошло, какое-то бессловесное объяснение, при котором я присутствовал в качестве непосвященного. От всего этого у меня вдруг заныла и задергалась рана на плече, да, нужно было перевязать еще вчера…
Зойку я нашел возле штабного фургона.
Еще стояли по обочинам военные грузовики, а с десяток гардемаринов толпились, не соблюдая ни строя, ни воинской дисциплины, у откидного трапа, ведущего в наш фургон, и я уже понял, кого там увижу. Впрочем, в количестве я ошибся: не только Зойка сидела там, но и очнувшаяся от тяжкого забытья Мумине, а также крепенькая такая девушка с темной короткой стрижкой и в боевом переднике — Матильда. Ими тремя и восхищались гардемарины.
С трудом проложив себе путь, я сказал Зойке: «Пойдем, перевяжешь»? — и, не дожидаясь ответа, вошел в фургон. Здесь было темно. Гудел кондиционер. На рундуках лежали, укрывшись с головой, двое — из тех, кто участвовал в штурме. Я тихо вытащил из-под стола санитарный ящик, достал зеленый перевязочный пакет и йод. Попытался стянуть рубашку. Как ни смешно, не получилось. Подошла Зойка, помогла. Потом она разрезала бинт, коротким движением отняла от раны повязку.
Было очень больно. До мелькания звездочек. Она что-то делала, я не понимал. Я вернулся, только когда она стала обкручивать мне руку бинтом.
— Пойдем куда-нибудь, — сказал я. — Надо поговорить.
— Да подожди…
— Пойдем.
Я уже не мог выносить запах собственной старой крови.
Гардемарины пропустили нас беззвучно. Должно быть, подумали, что я один из раненых при штурме школы. Хотя… в определенной мере так и есть. Мы отошли к тому месту, где был школьный забор.
— Зойка, — сказал я., — Это все фигня, ты же понимаешь.
Она кивнула.
— Выходи за меня замуж.
— Сейчас?
— Сегодня.
— А…
— Этой ночью начнется конец света.
— Понятно…
— Не веришь?
— Верю. Вот в это — верю вполне.
— Так ты согласна?
— Ну… если ты меня берешь…
— Согласна?
— Да… Да, Мишка. Я… да. Я согласна. Но как же?..
— Найдем. Придумаем. Уговорим.
Мадам Дальон отозвалась не сразу. — Мама? У тебя все хорошо? Ничего не случилось? А почему трубку не берешь? А-а. Нет, я в полном порядке. Слушай, у меня для тебя новость. Я выхожу замуж. За Мишку, конечно. Да. Нет, еще не решили, но я позвоню, так что будь готова. Как — когда? Сегодня, конечно. Ближе к вечеру. Пока! — Зойка сложила телефон и пожала плечами: — Вот и все. А казалось — так страшно…
И мы пошли обратно. Отец и дед (ничуть не старше, оно и понятно) так и сидят за военно-полевым дастарханом. Дед ест хлеб: макает кусочки в сметану и отправляет в рот.
— Родичи, — сказал я. — Только что мадемуазель Дальон приняла мое предложение руки и сердца. Мы приглашаем вас на свадьбу, которая состоится сегодня — еще не знаем где. Если вам это не поперек души — благословите нас… — я опускаюсь на колени, и Зойка опускается рядом, и я чувствую, что она меня поддерживает. — Вы сочиняли нас, — я посмотрел на деда, — и теперь уже не переделать, поэтому… — но нить рассуждений, казавшаяся длинной, вдруг зацепилась и порвалась без каких-то сожалений с моей стороны.
Дед встал. Перевязанная его рука тряслась. И отец встал. Он был выше деда на полголовы и вдвое шире в плечах, но тот брал осанкой.
Он был выше деда на полголовы и вдвое шире в плечах, но тот брал осанкой. Они переглянулись, и ясно было, что оба растеряны донельзя. Они просто не знали, что надлежит делать в таких случаях.
— Будьте счастливы, — сказал наконец отец. — Благословляю…
— Благословляю, — прошептал дед. Вдруг он повернулся и выставил в небеса фигу. — Вы поняли? Вы поняли, падлы?! Не вышло по-вашему!.. — и закашлялся, затрясся, отец приобнял его за плечо, и стало ясно, что дед плачет.
Зойка, хоть ничего и не знала еще — не знала даже, что это за родич у меня внезапно отыскался, — вдруг тоже шмыгнула. И я понял, что зареву сейчас сам, вот возьму и зареву, хоть это и стыдно, и просто нельзя…
Сзади подъехала и остановилась машина. Хлопнула сдвоенно дверь. Я оглянулся. Это было нормальное городское такси, и из него бешено вырывались, зацепившись чем-то за что-то внутри, Вероника и Сонечка: одна справа, вторая слева. Они были сейчас невероятно похожи.
Отец уже присел на корточки рядом с ними, твердой решительной рукой устраняя препятствия, мешающие ему воссоединиться с семьей. Таксист попытался было возражать, но для смирения нрава ему хватило одного взгляда на оппонента.
— Игорь! — кричала Вероника. — Ты же жив! С тобой. же все в порядке! Ты — жив!
— Ну да! — кричал отец в ответ. — Что, что случилось? Как ты здесь оказалась?
Почему — обе?!
— Моя провинность, — сказал дед. — Пойду объясню… Такси, вывалив на траву маленький чемодан, уехало, забросав нас камешками с обочины.
— Простите, — сказал дед. — Это я звонил. И телеграмму посылал тоже я.
Все развернулись в его сторону. — 3-зачем?.. — Вероника задохнулась.
— Иначе вас могли бы не посадить на самолет. Наверное, томский аэропорт переполнен?
Она нахмурилась. Посмотрела на Сонечку. Та пожала плечами. Такой мелочи они не помнили.
— Да… кажется…