— Ах, это невозможно, — сказала Р-147, — я не понимаю — быть таким бесчувственным… я не понимаю.
Она села, замерла на минуту — будто внезапно и глубоко задумалась, — потом быстро шагнула ко мне и забралась под плед. Это невозможно, шептала она, это невозможно, это… Да, подумал я, невозможно… а если невозможно избежать насилия, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие…
Год 1961. Зден 31.08. 07 час. 20 мин.
Окрестности станции Шатилова. База ВВС Союза Наций «Саян»
Криволапов поднял руку, и я как был, так и замер. Задние тоже замерли. И тогда стал отчетливо слышен хруст веток — впереди и справа. Держа автомат в левой руке, подпоручик приподнялся по-змеиному и отогнул мокрую и от этого как бы седую еловую лапу. Он смотрел долго, очень долго, потом покачал головой и встал в рост.
— Hi, — сказал он. — How are you, fellows? Ответом был невнятный возглас.
— Егеря мы, егеря, — ткнул он себя в нашивки, исчерпав запас английских слов. — Егеря, understand? Зден, ты же болтаешь по-ихнему, иди сюда… Яковлев, Аздашев — прикрываете.
Я встал. Зрелище открылось безотрадное. Под кривой Г (здесь все кривые, но эта как-то особенно) елью лежали трое, обмотанные грязными окровавленными бинтами, а четвертый стоял над ними, скрючившись и расставив руки, грязный, тощий, в раздавленных очках…
Первым делом я осмотрел раненых. На скорую руку, понятно. Их истыкало осколочками «погремушки». Досталось в основном ногам. И вот этот тощий, Тимоти, волочил их сюда по одному, прятал, возвращался за следующим… Был еще один раненый, но когда Тимоти его нес — вон там, за той высокой сосной, видишь? — прилетела пуля и добила парня, он умер почти сразу… Так что же случилось у вас там внизу, Тим? Случилось? Случилось…
Случилось же вот что: по бетонке, ведущей от станции Тихая (по Абаканской дороге следующая станция после Шатилово), подъехало несколько грузовиков. Тимоти, дежурный инженер-электрик, из окна своей комнатки, смежной с пультовой, хорошо видел их. Наверное, грузовики кем-то ожидались, потому что охрана быстро проверила документы и открыла ворота — одни и вторые. Через несколько минут началась стрельба — редкая, рваная, растерянная. И сначала непонятно было, в кого стреляет охрана, — видны были только свои, хотя кто-то включил прожектора и территорию базы залил свет. Солдаты падали один за другим, а их врагов не было видно и не было слышно… Начали стрелять зенитки. Потом он их все-таки увидел — врагов. Они были в чем-то сером, бесформенном, и тусклое мерцание на стволах их оружия не сопровождалось никаким звуком. Враги возникали и тут же пропадали, как тени. Как призраки…
Потом они ворвались в пультовую. Кто-то пытался отстреливаться… На них, дежурных, даже не стали тратить патроны — бросили взрывпакет и прикрыли дверь.
Тимоти уцелел чудом. Ударной волной его вынесло через окно, и какое-то время он провалялся под самыми ногами захватчиков свеженьким трупом. Чтобы не вонял, его оттащили в сторону…
Потом он очнулся, и у него хватило ума некоторое время не заявлять о себе.
Улучив момент, он ускользнул в тень. Захватчики деловито обшаривали территорию, но Тимоти как электрик знал кое-какие тайные тропы. Через кабельный колодец он пробрался в одну из зенитных башен — и там обнаружил среди мертвых номеров четверых раненых.
Чтобы не вонял, его оттащили в сторону…
Потом он очнулся, и у него хватило ума некоторое время не заявлять о себе.
Улучив момент, он ускользнул в тень. Захватчики деловито обшаривали территорию, но Тимоти как электрик знал кое-какие тайные тропы. Через кабельный колодец он пробрался в одну из зенитных башен — и там обнаружил среди мертвых номеров четверых раненых. Зенитчики — до того, как их забросали «погремушками», — вели огонь по стене и проволочному заграждению, то ли увидев там кого-то, то ли просто наугад. Теперь в стене зияли пробоины, а заграждение было сметено начисто. Туда и пополз Тимоти — сначала один. Но, оказавшись в лесу, он впал в состояние панического страха и в этой панике вернулся, вынес одного раненого, второго, третьего, четвертого… Четвертому не повезло: было уже слишком светло.
Сколько было нападавших, он не знал. Он даже не видел точно, сколько подъехало грузовиков. Может быть, три, а может быть, пять. И на каком языке они говорили, он не слышал. И какое было оружие, не разглядел. И насколько уцелели оборонительные сооружения базы, не имел представления. Есть одна брешь в стене, это точно, что же касается остального…
— Зден, — сказал Криволапов. — И Яковлев. И ты. You, — он ткнул лапой в американца. — Раненых на плечи — и в расположение. Зден, утащишь его? — он посмотрел на меня с сомнением. — Хотя — куда ты денешься… Исполнять. Аздашев, со мной. Посмотрим, что там за брешь.
Было очень скользко, особенно на камнях, поросших мхом. Мы перли в гору, почти ничего не замечая, и в конце подъема я просто перестал жить. Однако вот поди ж ты: будучи остановлен, освобожден от ноши и освежен хорошим глотком водки, я немедленно просветлел мозгом и принялся живо переводить вопросы Горелова и ответы Тимоти — хотя оба они поначалу казались мне персонажами какого-то допотопного фильма, поскольку были плоскими, черно-белыми и отделенными от меня струями дождя… Лишь потом рядом с Гореловым я раз-, глядел два новых лица: худого узкоглазого капитана и полузнакомого полковника — то ли седой, то ли выгоревший ежик, кожа цвета обожженной глины, широкий нос с нервными ноздрями кокаиниста, стянутая давним ожогом левая щека…