— «Три сестрицы под окном…» Да это же гениально! Варька, скорее тащи таблетки по истории костюма!
Перемена, произошедшая в подруге, была поразительна: в лихорадочном возбуждении Сонька схватила из гаража родительский аэробот, примчалась в модельное ателье, шедевры которого периодически демонстрировала на подиумах, самостоятельно заложила в компьютер программу раскройки и, мобилизовав всё свое обаяние, убедила инженера включить швейный станок. Без четверти десять девушки были у дверей погруженного в ленивую дремоту колледжа. Варя провела потенциальную «царицу» в мастерскую и распахнула холодильник.
— Сейчас мы опустим заднюю стенку, а потом тебе останется только передвинуть рычаг — и в путь.
Она обняла подругу за плечи и заглянула в глаза:
— Соня, будь осторожна… И если что-то случилось с Егором… Пожалуйста, возвращайся скорей сюда! Нам придется идти за помощью в ИИИ.
ГЛАВА 4
Что же происходило в царстве славного Салтана после отлета Вари Сыроежкиной? Мы расстались с нашими героями в тот момент, когда за спиной запирающих чулан «сестриц» раздался скрипучий голос:
— Это еще что такое? — произнесла сурового вида бабища, оглядывая воцарившийся в горнице хаос. Красотой вошедшая не блистала: морщинистое лицо, глазки-щелочки, настороженно поблескивающие из-под густых бровей, и могучая бородавка, самоуверенно устроившаяся на крупном носу.
Красотой вошедшая не блистала: морщинистое лицо, глазки-щелочки, настороженно поблескивающие из-под густых бровей, и могучая бородавка, самоуверенно устроившаяся на крупном носу. Волосы были убраны под пестрый платок, по-разбойничьи завязанный на макушке, но несколько седеющих прядей выбивались из-под головного убора, будто желая узнать: чем это так возмущена их хозяйка?
— Бабуля! — присвистнула Сонька-Повариха. — Какая радость!
— Здравствуй, матушка Бабариха, — церемонно поклонилась Сонька-Ткачиха.
— Какая я тебе матушка? Ты сама-то кто будешь, мерзавка бесстыжая? Забралась, понимаешь ли, в чужой дом… — Взгляд Бабарихи упал на перевернутую корзину с собачьей шерстью: — Люди добрые, да что ж это деется! Всё сырье мне поперепортили да поперепачкали! Какая теперь из этой шерсти пряжа получится? Из чего стану царю-батюшке поясок радикулитный вязать?
— Разве у Салтана проблемы со здоровьем? — удивилась Повариха. — А выглядел бодренько.
Бабариха уперла руки в крутые бока:
— Да наш батюшка поздоровее любого богатыря будет. А пояс ему вяжу для ентой… прохилактики. Действо такое целебное, хреки постоянно поминают. Вот, к примеру, нападет какой-нибудь глупый ворог на наши границы, отправится царь-батюшка на войну, да приляжет отдохнуть на сырой земле. Тут-то к нему хвороба и потянется, чтоб скрючить в загогулину, а шерсть собачья ее не пустит. Загрызет да выплюнет. Потому как в ней сила зверя остается.
— Мудра ты, бабка! — протянула Повариха.
— А то ж! — приосанилась старуха. — С самых низов в люди выбилась, теперь в почете живу да в уважении: личная царева носочница, не хухры-мухры!
Вдруг она снова нахмурилась:
— А чегой-то я с вами лясы точу? Ну-ка, признавайтесь, почто в чужой дом пробрались да всё вверх дном перевернули?
— Ты, бабка, воздух-то зря не сотрясай, — прищурилась Ткачиха. — Лучше б спасибо сказала, что столько всякой всячины в твою халупу приволокли. А короб с шерстью сам Салтан опрокинул, когда на огонек к нам заглядывал, чуть ноги свои высокородные не переломал. Аккуратнее, бабуля, надо имущество расставлять!
Опешившая от такой наглости Бабариха едва не поперхнулась готовыми сорваться с языка словами. Повариха тут же подскочила и предупредительно постучала ее по спинке:
— Ты не кипятись, бабуся, лучше послушай, какое счастье на тебя свалилось. Видишь весь этот бардак?
Бабариха окинула взглядом громоздящиеся вокруг горы провизии и штабеля полотна.
— Минут через пять сюда явятся государевы грузчики и начнут таскать всё это добро во богаты палаты, на царский пир по случаю скоропалительной женитьбы. И мы, Ткачиха с Поварихой, будем восседать рядом с невестой, так как приходимся ей родными сестрицами. А теперь внимание: у тебя, драгоценнейшая, имеется шанс из царевых носочниц — или как уж ты там называешься? — переквалифицироваться в цареву тещу.
— Батюшки-светы! — ахнула Бабариха. — Да как же такое возможно?
— Видишь ли, — откликнулась Ткачиха, — царя-батюшку и прочих его охламонов заинтересует маленький вопросик: откуда мы, такие расчудесные, с младой царицей во главе, появились в вашем царстве-государстве? И почему раньше никто понятия не имел о наших выдающихся талантах и неземной красоте?
— И почему же? — полюбопытствовала Бабариха, деловито почесав бородавку.
— А вот это, бабуля, тебя совершенно не должно волновать. Твоя задача — пустить крупную слезу и прохлюпать поубедительнее: дескать, это дочери мои единоутробные, уволок их во младенчестве волк-оборотень, вместе с трехспальной колыбелькой.
Твоя задача — пустить крупную слезу и прохлюпать поубедительнее: дескать, это дочери мои единоутробные, уволок их во младенчестве волк-оборотень, вместе с трехспальной колыбелькой. Да только сжалилась волшебница… как ее там… ну, сама придумаешь, ты местный фольклор лучше знаешь. Вырастила их в тепле и довольствии, а они, курицы сентиментальные, покинули чудесный чертог, чтобы повиснуть на шее у своей дорогой мамаши. То есть у тебя. Усекла?
Бабариха в раздумье заглянула в ближайшую кадку. Подцепила пальцем немного салата оливье. Пожевала. Скривилась.