Казимир поднял руку с обнаженным мечом. Острие клинка ткнуло под ребра. Потом еще раз. И еще. Сон ушел. Пришла боль.
— Этот, что ль?
Его окончательно разбудил густой бас и грубый пинок в подреберье.
— Ета, ета! — зачастил чей-то тонкий голосок. Бурцев открыл глаза, плохо соображая спросонья.
Отблески почти погасшего костра освещали две фигуры.
Один силуэт — огромный, словно поднявшийся на задние лапы медведь. Гигант при каждом движении позвякивал доспехами. Понацеплял, блин, на себя
железа… Кольчуга с длинными рукавами и круглым нагрудником-зерцалом, стальные наручи и латные перчатки. На поясе — меч. Как ни странно, прямой,
без сабельного изгиба. Трофейный, наверное. Голову целиком прикрывает куполообразный шлем с железной полумаской и кольчужной бармицей на лице и
затылке.
Вторая фигура — маленькая и тщедушная. На этом человечке вообще не было брони. Только длинный халат да широкая островерхая шляпа из соломы. Лица
под шляпной тенью не разглядеть.
— Твоя уверена? — пробасил гигант.
— Верена-верена! — закивал малой.
Оба говорили по-татарски. И оба говорили по-татарски скверно. Тот, что в железе, — чуть получше. Тонкоголосый недомерок — хуже. Явно, это был не
их родной язык.
— Моя долго наблюдала и моя узнала! — торопливо продолжал малой в шляпе. — Этот человека вел польский разбойника и жег наша камнемета возле
Вроцлав-города. Доложить надо Кхайду-хан…
Сон как рукой сняло. Бурцев тоже «моя узнала» говорившего. Это же тот самый желтолицый старичок-гренадер, швырявшийся под Вроцлавом пороховыми
гранатами.
— Уже доложили, — медведеобразный гигант еще раз больно пихнул пленника ногой под ребра.
— Восстань, ты!
Вероятно, на ломаном татарском это означает «вставай». Но Бурцев приготовился именно «восстать». Во-первых, пнули как собаку. Во-вторых,
испортили такой чудесный сон. А в-третьих… Все равно терять-то теперь нечего. Раз в нем опознали поджигателя осадной техники, то, скорее всего,
убьют на месте. Значит, двинуть напоследок кому-нибудь в зубы — не велик грех.
Проснувшиеся и испуганные полоняне отползали подальше, зато отовсюду подтягивались надсмотрщики с плетьми.
— До земля тевтонских замков еще далеко, а ты погубил наш пороки, орденский хвост! — распалялся гигант.
Наверное, тип хотел сказать что-то вроде «орденский прихвостень». Интересно все-таки, какой язык у этого парня родной, если он так безбожно
коверкает татарский? Впрочем, «хвост» в его устах тоже звучит обидно. Особенно если орденский.
Бурцев напрягся, намереваясь вскочить, и тут… Подгоняя нерасторопного пленника, громила в железе бесцеремонно вышиб ногой из-под его головы
обувь. Сами берцы до костра не долетели, но вот выпавший пергамент угодил прямо в присыпанный золой жар.
Послание Аделаиды, писанное ее же кровью, мгновенно вспыхнуло на красных углях. А это было уже слишком!
Прыжок — и Бурцев стоит на ногах. Еще прыжок — и голая пятка заныла от удара о круглую нагрудную пластину чужого доспеха. Неожиданный толчок
едва не опрокинул татарина в соседний костер, но бугай все же удержался на ногах.
Гигант взревел, вырвал плеть у ближайшего надсмотрщика.
Уклониться Бурцев не успел. Плечо и спину ожгло болью. А еще секунду спустя уже бронированный кулак мелькнул перед его носом. Бурцев ушел с
линии атаки, удачно перехватил руку противника, чуть присел, сопровождая движение закованного в железо здоровяка и усиливая его же
первоначальный импульс, немного развернулся. И еще раз. Наземь тяжелого бойца бросил в общем-то бесхитростный, но действенный прием. Увлекаемый
энергией своего выпада и собственным весом, утратив контроль над телом, воин упал со звоном и грохотом. Бурцев же мысленно поблагодарил
тренера-рукопашника, который, помимо всего прочего, обучил его и базовой технике айкидо.
Эффектный бросок ошеломил свидетелей схватки. Но ненадолго. Две-три секунды — и дерзкого пленника обступили воины с обнаженными саблями.
— Не мешать! — вдруг раздался повелительный окрик. В свет костров вступил хан Кхайду в окружении свиты. — Пусть дерутся! Я хочу посмотреть,
сколько продержится против лучшего кулачного бойца моих туменов этот полонянин.
«Лучший боец» уже поднялся, расстегнул и скинул на землю пояс с мечом, начал снимать рукавицы, обшитые стальными бляхами.
— Это лишнее, — остановил хан. — Дерись в доспехах — целее будешь. Сегодня тебе попался достойный противник, а мне калеки в войске ни к чему.
Калеки? Бурцев, конечно, польщен, однако не переоценивает ли старина Кхайду его возможности? С такими соперниками на ринге Бурцеву встречаться
еще не приходилось. Вне ринга — тоже.
Он оценил снаряжение противника. Бить в голову бесполезно. Только расшибешь кулаки и ноги о шлем. Корпус, упрятанный в кольчугу и нагрудник,
тоже недосягаем — пятка вон до сих пор болит. Да и на руках медведя в броне — сплошь железо. Уязвимыми остаются только ноги. Широкие штаны да
сапоги из плотной кожи не спасут от хорошо поставленного удара.
Противник выставил перед собой бронированные кулаки. Правый отведен для удара чуть дальше, чем следовало бы. Левый — чуть ниже идеальной