согласен — умрет.
Бурцев потянул из ножен меч:
— Я буду первым несогласным! То, что ты намерен сделать по праву сильного…
— То я и сделаю, Вацлав, — не раздраженно, же, а устало произнес Освальд. — И не тебе становиться на моем пути. Так что спрячь оружие. Когда у
Збыслава в руках кистень, у его противников нет ни eдиного шанса. Это не поединок на палках и не кулачный бой. Второй раз тебе Збыслава не
одолеть.
Ну-ну… Бурцев обхватил рукоять меча двумя руками. Шар Збысловой мачуги чуть покачивался, подобно гипнотизирующему маятнику.
— Не дури, Вацлав! — вздохнул Освальд. — Оглянись лучше вокруг.
Не похоже на хитрость. Бурцев быстро стрельнул взглядом по стенам. Тьфу, блин! Ну и попал же он!
Волчьешкурые стрелки дядьки Адама натягивали луки. А сам бородатый прусак уже метил острием стрелы ему в грудь.
Опять проигрыш! По всем статьям проигрыш!
Глава 40
— Брось меч, Вацлав! — почти дружелюбно почти попросил Освальд.
А что, может, и бросить? Отточенным острием — в незащищенную доспехом грудь добжиньца. Нет, вряд ли получится что-нибудь путное. Тяжелый
полуторный клинок — не метательный нож с соответствующей балансировкой, не дротик и не томагавк. Меч этот ковали, чтоб рубить броню и кости.
Удачно швыряют подобное оружие в злодеев только герои тупых киношных боевиков.
— Брось меч! Больше повторять не буду.
Бурцев не бросил. И случилось то, чего он никак не ожидал.
Между ним и дядькой Адамом встал Янек. Тоже с обнаженным оружием. От двери к Бурцеву подтягивались и остальные краковские дружинники. Лучники
замерли. Пальцы их бледнели от напряжения. Лица — тоже.
— Лучше уж ты, Освальд, прикажи своим людям ослабить тетиву, — голос Янека звучал спокойно, но настойчиво. — А то, не ровен час, порвется. Или
сорвется. Вместе со стрелой. Тогда не обессудь, начнется резня.
— Да как вы смеете?! — Лицо Освальда побагровело.
И откуда только кровь еще берется в этом израненном теле!
— Смеем, Освальд, — все так же спокойно ответил предводитель малопольских дружинников. — Мы ведь не твои вассалы, и мы не обязаны тебе жизнью,
как Збыслав и дядька Адам. А вот Вацлав вывел нас из под татарских сабель, когда ты едва держался в седле. И тебя самого, между прочим, тоже
вывел… Он совершенно прав: не тебе, Освальд Добжиньский, решать судьбу дочери Лешко Белого, принуждать ее к браку.
Не забывай: Агделайда
краковская все еще остается нашей госпожой.
Освальд сокрушенно вздохнул.
— Вы все хотите погибнуть вместе с Вацлавом.
Никто не ответил. Только покачивались изготовленные к бою клинки. Расстановка сил: пятеро волчешкурых лучников, включая дядьку Адама, израненый
рыцарь и его могучий оруженосец с одной стороны; десяток краковских дружинников и сам Бурцев с другой.
— Стойте! — Он призывно поднял руку с мечом. — Все стойте! Освальд, послушай меня. Драться с тобой ни для кого нет смысла. Ни малейшего. Ты
достаточно разумен, чтобы понять это.
То, что добжиньский рыцарь еще не отдал приказа своим лучникам, обнадеживало. Освальд горд но не безрассуден. Правда, вот его оруженосец…
— Вы сдохнете! — прорычал Збыслав. — Все.
Бурцев проигнорировал угрозу взбешенного воина — он не отводил взгляда от добжиньца.
— Нас больше. И это главное. Дядька Адам и его люди, конечно, не промажут. С этакого-то paccтояния и в этакой теснотище. Но по той же причине,
Ocвальд твои лучники не успеют вытащить из колчана вторую стрелу. Посуди сам… Вы убьете пятерых из нас. А оставшиеся шестеро вмиг изрубят всех
стрелков.
— Я справлюсь с остальными! — кистень в руках Збыслова нетерпеливо дернулся.
— Маловероятно. У тебя не будет даже свободы маневра, Збыслав. Ты ведь не сможешь ни на шаг отойти от своего господина. Освальд ранен, он не в
состоянии защищаться сам. Его убьют сразу, как только ты бросишься в атаку. Один кистень не защитит двух человек от шести мечей. Ну, а если ты
останешься при господине, кто-нибудь из нас просто поднимет лук и будет пускать стрелы до тех пор, пока не превратит тебя в ежа.
Збыслав заткнулся, тяжело дыша и сверля Василия ненавидящими глазами. А оруженосец-то у добжинца тоже не глуп.
— Освальд, подумай, кто выиграет от этой резни, — вновь обратился Бурцев к рыцарю. — Только твои клятые враги. Дочь Лешко Белого достанется
Казимиру, а Малая Польша будет отдана на откуп тевтонам. Как уже случилось с Добжиньскими землями…
Это должно быть сильным аргументом. Освальд думал.
Они стояли друг против друга уже целую вечное. Сталь подрагивала в руках, словно живое существо жаждущее поскорее напитаться чужой кровью. «Если
заваруха все-таки начнется, первым, конечно, нанижут на стрелу меня, — как-то совершенно безучастно подумал Бурцев. — Вторым — Янека. Сохранят
дружинники боевой дух и решимость, оставшись без предводителя?» Впрочем, даже если все краковцы станут действовать, как один, нет гарантии, что
схватка развернется по описанному сценарию. Точно спрогнозировать результаты рубиловки с применением холодного и метательного оружия, да в такой
тесноте, — дело непростое.
— Опустите оружие! — Освальд приказывал одновременно и своим людям, и дружинникам Янека. — Мы не станем драться. Сейчас не станем. Слово рыцаря!
Вздох облегчения прошелестел по просторным покоям. Похоже, бескровной развязкой были довольны как краковцы, так и Адамовы стрелки. Только