догадываясь о смысле остальных. Пробуждение генетической памяти? А почему бы и нет? Кому известно, что происходит с человеком, угодившим в
далекое прошлое? В прошлом он ведь не совсем тот человек, что был прежде. Точнее, позже… Тьфу, голова идет кругом. Фантастика! Да, генетическая
память — вещь сильная. Бурцев даже не ощущал забавного инородного акцента, будто сам всю жизнь говорил исключительно по-польски. Говорил?
Кстати, хорошая идея… Не мешало бы проверить.
Бурцев даже не ощущал забавного инородного акцента, будто сам всю жизнь говорил исключительно по-польски. Говорил?
Кстати, хорошая идея… Не мешало бы проверить.
На всякий случай он прикрылся щитом и слегка похлопал резиновой дубинкой по спине человека в простеньком крестьянском тулупе. Только-только
извлеченная из лужи «РД-73» оставила на чужой спине отчетливые следы гуталинового цвета. Крестьянин не рассеялся, как подобает бесплотному
призраку, но и не отреагировал на приглашение к беседе — слишком уж надрывался криком, сердечный. Бурцев тряхнул его за плечо — хорошенько
тряхнул, украсив тулупчик незнакомца отпечатком грязной пятерни. Тот наконец соизволил повернуться. Рыжие волосы, раскрасневшееся веснушчатое
лицо, туповатые, но и хитрющие глазенки, щербатый рот, распахнутый в дурацкой улыбке… Ох, и рожа!
Улыбка, правда, уползла в раззявленную от удивления пасть, как только рыжий взглянул на Бурцева. Ну, не вписывался боец ОМОНа в местный колорит,
что поделаешь. Вспомнился непристойный анекдот об омоновце, который поутру случайно увидел себя, родимого, при полном вооружении в зеркале и
обгадился. Сюрпризы ассоциативного мышления, однако…
Мужичок менялся со скоростью хамелеона, почуявшего опасность. Шапка — долой. Спина — в три погибели.
— Чего желает пан?
А приятно, когда тебя величают паном, да еще с таким подобострастием. Совсем не то, что полупрезрительное «гражданин начальник» от уркаганов и
дебоширов. Но больше Бурцева обрадовало другое. Понимает! Он их в самом деле понимает! А вот уразумеют ли они его?
— Кто этот Генрих, из-за которого здесь столько шума?
У крестьянина челюсть отвисла до совсем уж невообразимых пределов. М-да, для членораздельного ответа такая варежка явно не годится.
Он повторил свой вопрос еще раз — медленно и по слогам. Без особой, впрочем, надежды на успех: — Кто-есть-Ген-рих?
Гримаса глубочайшего недоумения не покидала лица поляка.
Не понимает. Жаль. Не такая уж крутая штука эта енетическая память, раз действует в одностороннем орядке. Бурцев уже отвернулся от мужичка,
когда розвучал запоздалый ответ.
— Генрих Благочестивый, — озадаченно пробормотал поляк, — князь Вроцлава, властитель Силезии , сын Генриха Бородатого и добродетельной Ядвиги,
самый могущественный из всех польских князей. Пан Генрих собирает войска для защиты христианских земель от набега язычников, а мы его славим как
можем. Мы ведь всего-навсего мирные землепашцы, несчастные беженцы. Воевать не обучены, но если ужно воздать хвалу благородному пану, так это
завсегда пожалуйста.
Бурцев попытался растормошить память. Увы, безупешно. История Польши никогда не была его коньком.
— И от каких же язычников вы спасаетесь?
— Известно от каких — от богопротивных тартар, — поляк закатил глаза и затараторил, как по писаному. — Народ сей выпущен из адовых пещер на
далеких островах нам на погибель, за грехи наши. Сами они подобны диким зверям и питаются человечиной. А кони их быстры и не знают усталости. А
доспехи прочны настолько, что…
Достаточно. Пока достаточно. Главное уже известно.
«Генрих Благочестивый, самый могущественный из польских князей…» Значит, сто пудов — Польша. «Тартары», надо полагать, — это татаро-монголы,
дорвавшиеся до старушки Европы.
— Какой нынче год? — оборвал Бурцев бесконый словесный поток говорливого собеседника.
— Чаво? — глаза рыжего чуть не выкатились изорбит.
— Год, спрашиваю, какой?
— Так это… тысяча двести сорок первый от Рождества Христова.
Или если пану угодно — шесть тысяч семьсот сорок девятый от сотворения мира.
Подумав немного, поляк добавил: — Весна у нас нонче, март месяц.
Глава 7
— Тяжкое испытание, лихая година… — снова скулил крестьянин, но его вдохновенный экстаз плакальщика-одиночки уже иссякал. Теперь в глазах поляка
появилось ответное любопытство. Что ж, все естественно: нечасто, наверное, на местных слякотных дорогах встречается грязный по самые уши тип с
резиновой дубинкой «РД-73», в бронежилете, помеченом надписью «ОМОН», и потерявший к тому же во времени.
Бурцев глянул поверх голов. Среди столпившихся землепашцев и воинов он выделялся высоким ростом. Людишки в Средние века все же мелковаты для
бойца отряда милиции особого назначения из третьего тысячелетия.
Как он и предполагал, оркестром многоголосых глоток дирижировал всадник в самом центре взбудораженного собрания. Уверенная посадка выдавала в
нем прекрасного наездника. А пятна свежей грязи которой верховой был заляпан сзади по самую верхушку куполообразного шлема с железной полумаской
свидетельствовали о недавней быстрой скачке. Бурцев не расслышал толком слов всадника, но прекрасно видел, как взметнулась вверх рука в кольчуж