— Терли, а ты рано встаешь?
— На рассвете. — Она разговаривала с ним таким тоном, словно сдерживала рвотные позывы, отвечая на его вопрос.
— И сразу начинаешь прислуживать в камерах? Тяжело, наверное…
— Сначала я приношу тебе еду. И еще двоим, которых позволено кормить. Ты собираешься есть? Или мне щелкнуть пальцами и покормить тебя насильно, как в тот раз?
Хамка, оценил он. И приготовился изобразить радостное и благодарное пожирание пищи, приготовленной грязными гоблинскими руками.
— Тебе здесь трудно, Терли?
— Лучше, чем тем четверым, что сидят по соседству с тобой, — ехидно заявила отвратительная представительница низкой расы.
На нее, судя по всему, не действовало его природное обаяние.
Вигала с некоторым сожалением припомнил, как многие прекрасные эльфессы (а также не эльфессы, но тоже вполне и даже очень прекрасные) говорили ему, что он красив. А также весьма молод, безусловно, по эльфийским меркам, и зело приятен в обращении. И напоминает им хищного зверя, в отношении которого руки так и тянутся приручить. Ну или хотя бы потрепать по холке…
«Хочу тюремщицу получше», — взвыл он внутри себя. А вслух произнес:
— Гм. А что с теми четверыми?
— У одного — ожоги, — сказала Терли из-под капюшона.
Значит, вот откуда запах дыма.
— А про других тебе лучше вообще не знать.
Он мысленно с ней согласился. Рассказы о пытках — не лучшее развлечение для узника. Вигала хлебнул из миски еще несколько раз и поинтересовался:
— Э-э… А что насчет моего предложения? О том, чтобы помочь мне сбежать. И о соответствующем вознаграждении даже за малейшую помощь…
Женщина помолчала, потом тихо выдохнула:
— Ты не сдаешься, да?
— Гм… — Эльф на мгновение пришел в замешательство. Что такое — «сдаваться»? Была задача, достижение которой отложилось на время по ряду причин.
Но и только. О том, чтобы прирожденный эльф, ничего не предпринимая, сидел в уголке и хныкал, что он «сдается», — и речи не возникало.
— Термин неверный, — осторожно проговорил Вигала и заработал ложкой, чтобы женщина не начала возмущаться или опять угрожать принудительным кормлением. — Я не могу сдаваться. Сдача — это ведь внутренний отказ от сопротивления, так? Для меня подобное немыслимо. Хотя меня могут взять в плен, как ты сама видишь. Но не потому, что я отказался сопротивляться и внутренне сдался, а лишь потому, что противник превзошел меня как маг. И, э-э… лишил сознания, чтобы без помех притащить сюда.
И, э-э… лишил сознания, чтобы без помех притащить сюда.
— Ах да. Достоинство эльфа, отвага эльфа и все такое… Эльфы не сдаются, верно?
Он скромно пожал плечами, предпочитая не комментировать. Хотя, как и всякий эльф, действительно был наделен всем тем, что она только что перечислила.
Вигала невесело ухмыльнулся, склонив лицо над миской. Почему-то вдруг подумалось, что подобные мысли о себе самом говорят о крайнем высокомерии. Или не крайнем, но все же достаточно развитом… И самонадеянности при этом, и самоуверенности. Странно, но прежде он об этом не задумывался. Просто знал, что он, как всякий эльф, отважен, решителен и силен. Одно слово — чертова баба…
— Кстати… мои друзья не в одной из тех камер, которые ты обслуживаешь?
— Нет. О храбрый эльф, отважный эльф… тебя смелее нету. — Женщина вздохнула.
— Это попытка сочинить дурные стишки — или попытка поиздеваться? — Вигала, ощутив прилив унизительного раздражения, поднял лицо от миски и заглянул под капюшон.
Глаза отвратительной гоблинши из-под тени капюшона сверкали влажно и таинственно. Вдруг почему-то подумалось, что темный цвет глаз — это не обязательно оттенок грязи, вызывающий столько отвращения у прирожденных эльфов. Это еще и оттенок беззвездного неба. Или черной плодородной земли, обнажившейся из-под снега по весне.
— Нет. Это из песенки, которую я напевала еще в детстве.
— Э-э… — Он ненадолго задумался. Гоблины ненавидят эльфов, эльфы также ненавидят гоблинов. Ребенок гоблинов, распевающий песенки об отважном эльфе? — А как относились к этому твои родители?
— В русле традиций, — подтвердила она его сомнения. — Они очень не рекомендовали петь это в их присутствии.
— Понятно. А тебя не… не наказывали за это? — Он обнаружил, что миска опустела. И пожалел об этом, потому что теперь у Терли не было повода и дальше оставаться в его камере.
Женщина махнула рукой, как бы говоря — пустяки, и не будем об этом.
— Так ты поможешь мне с побегом? Все, что тебе нужно — это заманить двух гоблинов ко мне в камеру. Я их вырублю. А затем тебе придется протащить меня по коридору мимо мертвых лоз, потому что сам я двигаться не смогу…
— И только? — Плечи у женщины затряслись.
Он насупился и хмуро сказал:
— Да.
Она смеет над ним издеваться?!
Терли, не говоря ни слова, забрала у него миску и скрылась в дверях, оставив на том месте, где сидела, флягу с вином.
Вигала с трудом прождал несколько часов до ее вечернего визита. Его мучило беспокойство, он то и дело вставал и принимался ходить по камере, считая шаги. Очень скоро эльф узнал, что камера имеет всего двадцать три шага в длину (или лучше сказать — аж целых двадцать три? Интересно, каковы стандарты для тюремных камер?) и восемнадцать в ширину. Лючок туалета располагался в двадцати шагах от входа, если идти к нему по диагонали от двери.