Тренер по тюк-до хмыкнул и напрямую спросил:
— А что, у вас еще осталось на что нанимать?
Свиномордый скривил тонкие губы, спрятанные
под внушительным пятачком со множеством дырок.
— Некоторые запасы всегда имеются. Если вы беспокоитесь об оплате…
Тимофей перебил:
— Нет. Я беспокоюсь о другом. Какую ситуацию я должен исправить?
Пятачок изящно обмахнул камеру рукой:
— Вот эту.
Резвых глухо хмыкнул:
— И как?
Лицо свиномордого вдруг обрело надменное выражение. «Нет, ты-то точно не из простых, — с ненавистью подумал Тимофей. — Слишком уж привык повелевать. И наивно веришь, что и сейчас еще имеешь право тыкать пальцем и говорить — «хочу вот этого».
Свиномордый улыбнулся. Пятачок над губами от этой улыбки превратился в овал.
— Ну, вам это лучше знать. Нас вы уже убедили, что от вас лучше держаться подальше. Теперь очередь за стражниками. Только учтите — у них за спиной всегда стоят маги-оружейники. За порогом камеры, у выхода из тюрьмы… Так что вам придется подумать, как пройти мимо них.
Теперь очередь за стражниками. Только учтите — у них за спиной всегда стоят маги-оружейники. За порогом камеры, у выхода из тюрьмы… Так что вам придется подумать, как пройти мимо них.
— Спасибо, что напомнили, — с чувством поблагодарил его Тимофей. — Значит, вы меня подряжаете сразиться с магами-оружейниками. И в случае, если мне удастся вас освободить из этого узилища…
— О, наша благодарность будет соответствующе выражена, — поспешно заверил его свинорылый.
— Конечно. — Тимофей устало выдохнул.
Раненая нога ниже колена начала пульсировать
от боли. Отек вокруг раны, если он будет продолжать стоять неподвижно, увеличится, потому что в вертикальном положении кровь в раненой ноге всегда застаивается. Ему необходимо было лечь и не тревожить ногу.
Он облокотился об стенку — немного полегчало — и церемонно сказал:
— Я это все непременно учту и обдумаю. А пока идите. Адью, мон шер, и все такое…
— Действительно, не стоит привлекать к нам внимания, — поспешно согласился свиномордый и торопливо ушел к своему месту у стены.
Тимофей проводил его взглядом, затем поковылял к Лexe.
И тут его охватила волна небывалого облегчения. Браток глядел на него с пола широко раскрытыми глазами. И даже попробовал при его приближении приподняться, елозя по неровному покрытию локтями.
— Лежи-лежи. — Тимофей неловко опустился на корточки рядом, отставив раненую ногу в сторону, — Как голова?
Леха мрачно закрыл глаза:
— Болит, подлая…
— Это нормально, — утешил друга Резвых, внимательным взглядом ощупывая ладони братка. Вроде бы пальцы не тряслись. — Ты знаешь, как меня зовут?
Леха раскрыл глаза и уставился на него, как на буйнопомешанного. И тут же великое прозрение появилось в его глазках, и браток встревоженно вскинулся с пола, приподнявшись на одном локте.
— А ты сам забыл, да, братан? Собственное имя?! Как же они тебя приложили…
Тут силы у него кончились, и он, побледнев, повалился на пол. Прошептав перед падением знаменательное:
— За братана всех урою… — И под конец добавил одно из тех слов, которыми славится великий и могучий русский язык.
— Да нет, — встревоженно сказал Тимофей, вытягивая шею и заглядывая в лицо Лехи, — я все помню. И как меня зовут, и как тебя. Я просто боялся… боялся, что у тебя с головой не все в порядке.
— У кого?! У меня?! — Лexa возмутился, но с пола подниматься не стал. — Меня по голове и покрепче прикладывали. Нет, но ты точно помнишь, как тебя зовут?
Тимофей фыркнул и привалился к стене рядом с Лехиной головой.
— А то как же.
Они посидели некоторое время молча, потом Тимофей поинтересовался:
— Как ты себя чувствуешь?
— Тошнит. И голова кружится. Вроде бы не пил, а как с бодуна… — Леха приоткрыл глаза и тихим шепотом грустно сообщил: — Драка без водки — значит, ты не в России!
Они оба одновременно хихикнули. Тимофей в конце смешка болезненно скривился здоровой половиной лица — раненую щеку ощутимо дернуло.
— Голова кружится и тошнит? Все нормально, Леха. Обычное сотрясение мозга.
— Ну, ты меня успокоил… — обиженно просопел Леха. И затих.
Вскоре зашли раздавать завтрак. Тренер по тюк-до получил две порции каши — за себя и за Леху.
Затем хоть и с трудом, но добрался обратно, бережно прижимая к груди обе наполненные миски. Его покачивало, больная нога почти не сгибалась. Состояние ноги все больше его беспокоило, но поделать с этим он ничего не мог. И поэтому просто старался не нагружать больную ногу.
Он присел на пол и подышал, пережидая приступ боли. Потом приподнял Леху и принялся кормить его кашей.
Тимофей успел скормить ему почти всю миску, когда Леху вырвало на пол. Пришлось снова вставать и совершать рейды к крану.
— Извини… — Леха в процессе замывания пола смущенно прятал глаза.
— Ничего, — почти бодро сказал Резвых, выливая на пол последнюю чашку. Тоненькая струйка потекла по полу к центру камеры. Там тут же приоткрылось отверстие и проглотило воду. — Мне полезно упражняться. Давай я тебя еще разок покормлю.
Оставшаяся порция была его, но он решил, что вполне может и попоститься.
— Не суй ты мне эту детскую неожиданность! — взорвался Леха и снова откинулся на пол, бледный как полотно. — У меня все кишки против нее сходку проводят. К тому же эта размазня — твоя. Вот и ешь сам, вспоминай детство…