Он не отпускал, словно гипнотизируя и давя, как каменная плита.
— Мне нравилось смотреть на Алиеру. На то, как он меняется. Он никогда не страдал излишним идеализмом, все-таки не при храме воспитывался. Но кое-какие идеалы у него тоже были. И мне очень нравилось видеть, как они один за другим ломаются. Это было невообразимо забавно. И приятно было сознавать, что это я сделал. Мне нравилось показывать ему жизнь как есть, ее правду, без оберточной упаковки. Особенно правду про женщин и про него самого, про человеческую натуру, так сказать.
Мне нравилось показывать ему жизнь как есть, ее правду, без оберточной упаковки. Особенно правду про женщин и про него самого, про человеческую натуру, так сказать. Все ведь до банальности просто. Вы же, бабы, все как построили — сначала ухаживай за вами, подарки дари, по ресторанам води, деньги на вас трать, время; потом, может, еще и в брак потащите, если голову достаточно задурите. А мужикам это зачем? Мужикам, детка, нужно только одно — то, что у вас между ног, куда сама знаешь что можно сунуть. И все. Ну еще сиськи помацать. А все остальное нам как пятое колесо до брички. Эта ваша любовь, романтика, всякое там «верность до гроба», «счастье от простого прикосновения любимого человека» и прочая дребедень… это вы все придумали, чтобы мужика окрутить и обязанностей на него навесить. Потому что отлично понимаете, что если сразу ноги раздвинете, то ничего и не получите.
А большинство ослов среди вас с детства в этом вращаются и искренне в половину этого дерьма сами верят. Цветы дарят, в театры водят, глупости ради вас совершают, работают как волы, на нож бросаются, когда вы уходите с тем, у кого кошелек потолще. А знаешь, как легко все эти представления ломаются, когда мужик получает полный доступ ко всему, чего раньше надо было добиваться и добиться казалось почти невозможно. Хочешь женщину — на, получи. Хочешь оттрахать — трахай. Хочешь спереди, хочешь сзади. Хочешь одну, хочешь две, да хоть весь бордель, сколько в комнату влезет. И все будут стелиться перед тобой, ублажать, ноги целовать, терпеть все, что ты с ними сделаешь, лишь бы заплатил получше. И когда мужчина это понимает, ой как все меняется.
А понять-то не так много надо — только то, сколько стоит каждая. Есть, конечно, те, кого просто золотой монеткой не подманишь — значит, тут другой подход нужен, да только смысла это особого не имеет. У всех баб все между ногами одинаково. Не дала одна, так пошла она к эркам, даст другая, еще лучше. Но лучше всего те, кого можно в любую позу поставить и будут молчать и улыбаться. И с кем можно что угодно сделать. И те, кто знает, как доставить мужчине удовольствие. Кто умеет это делать. Ведь все, абсолютно все мечтают о чем-то этаком, хотят чего-то, что общество на словах считает постыдным, даже сам человек может так считать, запрещая себе и думать об этом. А правда-то в том, что желание, мысль, фантазия уже возникли. А искреннее не может быть пошлым. Постыдным его делает общество. Людям очень нравится судить других. Нет, даже не судить — осуждать. Потому что основная масса — очень мелкие люди, они никак по-другому не могут возвыситься в своих глазах. И внутренне понимают свою мелкость. А это так неприятно. А вот опуская в речах и мыслях тех, кто посмелее да поумнее, они убеждаются, что все вокруг такие же низкие, грязные и отвратительные, как они сами, просто маскируются лучше, а копнешь — в каждом такая грязь отыщется, что ты весь в белом по сравнению с ними. И все, кто боится показать свои желания, всего лишь трусы.
И чем больше они трясутся, тем лучше их видно и тем метче слова всей этой мелкой массы людишек. А человек живет в этом дерьме с детства, слушает, проникается, а потом, оказавшись наедине с самим собой, тоже начинает так думать, перекраивая себя и опускаясь до их уровня. Внутри куча желаний, мыслей, фантазий, и все это забивается. И невозможность реализовать их делает еще злее и ядовитее, чем его учителя. Но он сам уже напридумывал себе всяких образов. О том, как прекрасна женщина, о том, что коснуться можно не всякой, о том, что какая-то там одна-единственная может чем-то кардинально от других баб отличаться. И живет ведь, верит в это. Глупо. Вот я и показывал ему то, что по сути все одинаково. Человек лишь животное с фантазией. Вот так вот, девочка. Мне очень нравилось смотреть, как этот туман пропадает из глаз Алиеры. Так забавно было. Он шел… да по тому же театру и видел — вот старые шлюхи, которых даже их мужья уже не хотят, их только помани, сами в постель прыгнут да согреют.
Это вот молодые кобылки, еще не траханные. Этим нужно всякой дерьмовщины на уши понавешать — одним про луну и розы, другим про то, что надо наконец взрослеть. Вот с теми, кто покруче будет, просто надо дождаться, когда в первую категорию перейдут. Хотят-то все одного и того же. А уж такого, как Алиера, все хотят точно. Так что — бери и пользуйся. Есть еще вопросы, что я ему показывал, а, госпожа сыщица?
Оценивать и впечатляться Лакни запретила еще в самом начале беседы. Она отлично знала, что ее попытаются шокировать. Однако именно повлиять на свою психику она и не могла позволить. В таком деле надо иметь трезвые мозги. Да и бросаться на защиту мифических идеалов ради женской солидарности или еще каких полупризрачных принципов было глупо. Глупо, но именно этого и ожидал Хакт. А лишних козырей ему давать не хотелось.