— Какой?
И у нее в руках, затянутых в перчатки, появляется темная шелковая повязка.
— И голос у нее сегодня другой. Глубже. Чувственней.
— Какой?
И у нее в руках, затянутых в перчатки, появляется темная шелковая повязка.
— Ты хочешь завязать мне глаза? — Ее кивок. — Зачем?
— Так интересней. — Теперь предвкушение звучит в ее словах.
И он покорно отдается в ее руки и даже не пытается сдвинуть повязку, чтобы что-то подглядеть. Вот ее пальцы через шелк касаются его лба и висков, когда она удостоверяется, не подглядывает ли он.
Потом она выходит из кареты и помогает ему, хотя где это подобное видано? Но с Олло всегда трудно. Она не признает женских привилегий. Однако тут другое. Без поддержки он запросто может оступиться. Женщина берет его за руку и куда-то тянет. Они идут, идут, кажется, целую вечность идут, хотя вряд ли прошло более двух-трех минут.
Художница молчит, молчит и Лакост. Все равно ведь она не скажет ничего, что хоть немного удовлетворило бы его любопытство. И наконец они останавливаются. Она приближается, даже касается его рукой и грудью. Шепчет:
— Алиера, стой на месте, не дергайся. Самый последний штрих.
Шелк повязки скользит по лицу, но оно тут же закрывается широкой маской. Но хоть с прорезями для глаз.
— Это еще зачем?
— Чтобы тебя не узнали. — Тихая усмешка в топе.
— Ты думаешь, что меня невозможно узнать по голосу? Или по фигуре?
К тому же маска скрывала не все лицо. Губы и подбородок были видны, не говоря уже о глазах. А глаза у Лакоста были примечательные.
— Алиера, не будь болваном. Разве ты не знаешь, зачем надеваются маски на карнавалах?
— Чтобы почувствовать себя свободнее.
— Правильно. Вот и тут все хотят быть свободными от любого из запретов, что налагает на нас страх быть опознанными.
Мужчина наконец-то справился с завязками и посмотрел на спутницу. Она тоже была в маске, но более открытой, едва достигающей кончика носа. По его глубокому убеждению, ее знакомые не могли не узнать ее.
— Олло, тебя опознает любой, кто тебя когда-либо видел.
Она покачала головой.
— Алиера, включи воображение. И запомни — тут никто никого не знает. И ты никого не знаешь.
И очень внимательно посмотрела в его темные глаза. Он все понял.
— Идем. — Легкий кивок, и только сейчас Лакост обратил внимание на то, что они находятся перед большим, сияющим огнями особняком. Такого он никогда прежде не видел, так что действительно скорее всего дальний пригород. У главных дверей стоят швейцары, тоже в масках. Олло протягивает им что-то, один из них внимательно рассматривает пропуск, и вот уже они тянут на себя ручки тяжелых дверей. Детануске трогает его за локоть, и пара входит в дом.
Тут все в роскоши. Расписные потолки, огромные хрустальные люстры, стены затянуты кожей с рисунком позолотой, дорогие сорта дерева и камня пола, лестниц и колонн. И шик, шик везде.
Они проходят дальше. Один зал, другой. Тут много людей. Они пьют вино, курят. Много женщин. Полураздетых, а то и вовсе голых. Много в плюмажах на головах, как у танцовщиц в кабаре. На некоторых только перчатки. И все на шпильках. А рядом с ними полностью одетые мужчины и наряженные женщины. Они могут просто беседовать, играть в карты или прогуливаться по залам.
Следующий зал. Посредине стоит огромный круглый стол.
Посредине стоит огромный круглый стол. На нем лежит обнаженная красотка, а над ней трудится какой-то полураздетый тип. Штаны спущены, и голый, довольно волосатый зад смешно дергается при движении вперед-назад. Вокруг люди, они что-то неторопливо обсуждают. Иногда касаются пары, пьют вино и, кажется, делают ставки.
Олло дает ему время полюбоваться и ведет дальше. В следующей комнате не продохнуть от дыма.
— Это же наркотик, — тихо шепчет ей на ухо Алиера.
— Ты еще скажи, что сам не баловался.
— Было дело. Но… я хотел уточнить.
— Тогда ответ — да.
И они идут дальше, но дым успевает попасть в легкие. И становится как-то будто веселее. Все больше попадаются парочки, которые занимаются сексом прямо на глазах у остальных. Иногда это группы. Иногда группы одного пола.
Но поражает не это, поражает то, что это делается при всех.
— Тут каждый может подойти и предложить заняться этим.
— И нельзя отказать?! — почти с ужасом.
— Почему же, можно. Но взамен ты должен выпить или покурить с предложившим. Не бойся, на выходе нас обследует белый маг и все снимет. — Имелись в виду возможные негативные последствия.
— Все невозможно снять. — Уж что-что, а это выходец с низов Лакост знал.
— Значит, снимет то, что возможно. — Невозмутимый ответ.
Только он хотел продолжить, как Олло вновь заговорила.
— Только я тебе не рекомендую отказываться. Это не принято. Да и поверь — не пожалеешь.
— И ты тоже никому не отказывала? — Ему вдруг стало интересно.
— Те, кто имеет право сюда входить, прекрасно знают, просто чувствуют, что вернее, кого я предпочитаю. — Она тонко и холодно улыбнулась. — Походи, посмотри… и не потрать это время впустую.
Художница явно кого-то выискивала. И, похоже, наконец нашла.
— Я найду тебя через три часа. И мы уйдем.
Она скользнула вперед. И остановилась около тонкой хрупкой девушки с волосами ниже талии. У нее была нежная кожа и какая-то беззащитная шея. Рука Олло по-хозяйски легла на талию, прошлась по белой почти прозрачной ткани длинного платья, а губы коснулись как раз той жилки на шее, которая так маняща и так уязвима. Через бело-серебренную маску на Алиеру смотрели глаза, полные отчаяния и жажды. В очах Олло на миг отразилось темное удовольствие настигшего свою добычу зверя.