— Тогда почему, черт возьми, вы допускаете это?
— Вы так говорите, будто я способен остановить эту махину! И Хейдера! Теперь всем заправляют люди из Вашингтона. Мы должны посторониться и уступить им дорогу.
И в этот момент в толпе послышался странный гул. Журналисты сгрудились, подались вперед.
«Что происходит?»
Раздался крик, и из распахнувшихся дверей больницы вышел высокий афроамериканец в униформе санитара, его сопровождали два офицера спецназа. Он остановился на мгновение, сощурившись от резкого света прожекторов, и поспешил к ожидавшему его автомобилю. Через несколько секунд полицейский вывез из больницы старика в инвалидном кресле.
— Они это сделали, — пробормотал Стилман. — Освободили двух заложников.
«Но не Джейн. Джейн все еще там. А штурм может начаться с минуты на минуту».
Габриэль двинулся к линии оцепления.
— Дин! — Стилман схватил его за руку.
Габриэль резко обернулся к нему.
— Со всем этим можно покончить без единого выстрела. Позвольте мне войти. Позвольте поговорить с ними.
— Федералы никогда не пойдут на это.
— Периметр контролирует бостонская полиция. Прикажите своим людям пропустить меня.
— Вы можете оказаться в ловушке.
— Моя жена там. — Их взгляды встретились. — Вы знаете, что я должен это сделать. И понимаете, что для нее это единственный шанс. Как, впрочем, и для каждого из них.
Стилман вздохнул. И устало кивнул.
— Удачи.
Габриэль нырнул под ленту оцепления. Офицер бостонской полиции жестом остановил его.
— Пропустите его, — сказал Стилман. — Он идет в здание.
— Сэр…
— Агент Дин — наш новый переговорщик.
Габриэль благодарно кивнул Стилману. Потом развернулся и решительно двинулся к дверям вестибюля.
19
МИЛА
Ни Алена, ни я не знаем, куда идти.
Мы впервые в этом лесу и даже не представляем, где вынырнем. Я без носков, и ноги быстро замерзают в тонких туфельках. Даже в водолазке и свитере Мамаши я замерзаю и дрожу. Дом остался далеко позади, и, оборачиваясь, я вижу только темные заросли. Ступая окоченевшими ногами по мерзлым листьям, я стараюсь не потерять из виду силуэт Алены, которая идет впереди с сумкой в руке. Дыхание вырывается изо рта облаком пара. Лед потрескивает под ногами. Я вспоминаю фильм о войне, который видела в школе. Там холодные и голодные немецкие солдаты так же пробирались по снегу навстречу своей гибели на русском фронте. «Не останавливайся. Не задавай вопросов. Просто маршируй». Должно быть, так думали эти отчаявшиеся солдаты. И так же думаю я, пробираясь по темному лесу.
Вдруг где?то впереди за деревьями промелькнул лучик света.
Алена резко останавливается и подает мне знак. Мы стоим, не шелохнувшись, и наблюдаем за тем, как проплывают мимо огни фар, слушаем шуршание колес по мокрому асфальту. Мы продираемся сквозь последние заросли кустов и ступаем на асфальт.
Мы продираемся сквозь последние заросли кустов и ступаем на асфальт.
Мы на шоссе.
Мои ноги уже онемели от холода, я бреду, спотыкаясь, стараясь не отставать от Алены. Она, как робот, упорно идет вперед. Впереди виднеются дома, но она не останавливается. Она — генерал, а я, как тупой солдат, следую за девушкой, которая знает не больше моего.
— Мы же не можем вечно идти, — говорю я ей.
— Но здесь тоже нельзя оставаться.
— Смотри, вон в том доме горит свет. Мы могли бы попросить помощи.
— Не сейчас.
— И как долго ты намерена идти? Ночь, неделю?
— Столько, сколько потребуется.
— Ты хотя бы знаешь, куда мы идем?
Она вдруг оборачивается. На ее лице написана такая ярость, что я невольно застываю на месте.
— Знаешь что? Я устала от тебя! Ты как маленькая. Глупый, трусливый кролик.
— Я просто хочу знать, куда мы идем.
— Ты только и знаешь, что ныть да жаловаться! Послушай, с меня довольно. Ты мне надоела. — Она лезет в сумку и достает оттуда пачку долларов. Разрывает резинку и швыряет мне половину наличности. — На, и убирайся с глаз долой. Если ты такая умная, иди своей дорогой.
— Зачем ты так? — Я чувствую, как слезы подступают к глазам. Не потому, что мне страшно, просто она мой единственный друг. И я понимаю, что теряю ее.
— Ты для меня обуза, Мила. Ты меня тормозишь. Мне надоело всю дорогу на тебя оглядываться. Я же не мать тебе, черт возьми!
— Я и не хотела, чтобы ты была мне матерью.
— Тогда почему ты никак не повзрослеешь?
— А почему ты не перестанешь вести себя, как последняя сука?
Появление машины на дороге застает нас врасплох. Мы так увлечены перебранкой, что не замечаем ее приближения. Машина выезжает из?за поворота и ослепляет нас светом фар. Визжат тормоза. Машина старая, и двигатель стучит на холостом ходу.
Водитель высовывает голову из окна.
— Вам нужна помощь, девушки, — говорит он. Это скорее утверждение, а не вопрос, но, собственно, ситуация очевидна. Морозная ночь. Две девушки стоят на пустынной дороге. Разумеется, им нужна помощь.
Я смотрю на него, открыв рот. Решение, как всегда, принимает Алена. В мгновение ока она преображается. Ее походка, голос, провокационный изгиб бедра — все работает на обольщение. Она улыбается и с хрипотцой произносит по?английски:
— У нас мотор сдох. Может, подвезете?
Мужчина изучает ее. Может, насторожился? Похоже, он догадывается: что?то здесь не так. Я уже готова броситься обратно в лес, не дожидаясь, пока он позвонит в полицию.