— Вы переговорщик?
Он скромно пожал плечами.
— Так меня называют.
Они обменялись рукопожатиями. Возможно, все дело было в его непритязательной внешности — виноватое выражение лица, лысина во всю голову, но Маура почему?то сразу прониклась к нему симпатией. В отличие от Хейдера, который, казалось, бурлил тестостероном, этот человек смотрел на нее со спокойной и терпеливой улыбкой. Как будто готов был посвятить беседе с ней все свое время. Он повернулся к Хейдеру.
— В этом трейлере невозможно находиться. Зачем ей сидеть здесь?
— Ты сам просил не отпускать свидетелей.
— Да, но не зажаривать их живьем. — Он распахнул дверь. — В любом другом месте будет намного приятнее, чем здесь.
Они вышли, и Маура глубоко вздохнула, радуясь своему освобождению. Здесь, на улице, было хотя бы какое?то подобие ветерка. За то время, что она пребывала в заточении, Олбани?стрит превратилась в море полицейских машин. Все подъезды к зданию бюро судмедэкспертизы были перекрыты, и она не знала, удастся ли ей выехать с парковки. А в отдалении, за линией полицейского оцепления, маячили спутниковые тарелки, нависшие над крышами телевизионных фургонов. Интересно, репортеры так же изнывают от жары, как она в полицейском трейлере? Маура надеялась, что это так.
— Спасибо, что подождали, — сказал Стилман.
— Выбора мне не предоставили.
— Выбора мне не предоставили.
— Я понимаю, что причинил вам неудобство, но мы вынуждены задерживать всех свидетелей, чтобы коротко допросить их. Сейчас ситуация под контролем, и мне нужно хорошенько разобраться в происходящем. Мы не знаем ее мотивов. Не знаем, сколько людей может находиться с ней. Мне необходимо понять, с кем мы имеем дело, чтобы найти правильный подход, когда мы начнем переговоры.
— Она пока молчит?
— Да. Мы изолировали три телефонные линии в том крыле, где она забаррикадировалась, так что можем контролировать все ее звонки. Мы неоднократно пытались связаться с ней, но она все время вешает трубку. Впрочем, пройдет время, и ей захочется общения. Так бывает почти всегда.
— Вы полагаете, она такая же, как все террористы?
— Как правило, если дело касается заложников, преступники ведут себя одинаково.
— И как много среди них женщин?
— Должен признать, это нетипично.
— Вам когда?нибудь приходилось иметь дело с женщиной?террористкой?
Он задумался.
— По правде говоря, — сказал он, — в моей практике это первый случай. Первый для всех нас. Здесь мы имеем дело с редким исключением. Женщины не захватывают заложников.
— Но эта захватила.
Он кивнул.
— И, пока я не располагаю информацией, мне приходится действовать по старой схеме. Прежде чем я вступлю в переговоры, мне необходимо знать о ней как можно больше. Кто она, почему это делает.
Маура покачала головой.
— Не знаю, смогу ли я вам помочь.
— Вы последняя, кто вступал с ней в контакт. Расскажите мне все, что помните. Каждое слово, произнесенное ею, каждое ее движение.
— Я была с ней наедине очень недолго. Всего несколько минут.
— Вы разговаривали?
— Я пыталась.
— Что вы ей говорили?
Маура почувствовала, что ладони вновь стали влажными, стоило ей вспомнить ту поездку в лифте. Вспомнить, как дрожала рука женщины, сжимавшая пистолет.
— Я пыталась успокоить ее, урезонить. Я сказала, что хочу ей помочь.
— И как она реагировала?
— Она молчала. Не проронила ни звука. И это было самое страшное. — Она взглянула на Стилмана. — Ее абсолютное молчание.
Он нахмурился.
— Она что, вообще никак не реагировала на ваши слова? Вы уверены в том, что она вас слышала?
— Она не глухая. Она реагировала на звуки. Я уверена в том, что она слышала вой сирен.
— И тем не менее не произнесла ни слова? — Он покачал головой. — Странно. Может, мы имеем дело с языковым барьером? Тогда это осложнит переговоры.
— Мне показалось, что она не расположена к переговорам.
— Давайте с самого начала, доктор Айлз. Расскажите все, что она делала, все, что делали вы.
— Я уже все рассказала капитану Хейдеру. Бесконечно задавая мне одни и те же вопросы, вы не продвинетесь ни на шаг.
— Я знаю, что вам приходится повторяться. Но, может быть, что?то из того, что вы вспомните, окажется чрезвычайно важной деталью. Единственной зацепкой для меня.
— Она целилась мне в голову. Мне трудно было сосредоточиться на чем?то. Я думала только, как бы остаться в живых.
— И все?таки вы были с ней. Вы лучше всех знаете, в каком она состоянии. У вас есть какие?то соображения, почему она это сделала? И собирается ли она расправиться с заложниками?
— Она уже убила одного человека. Это вам ни о чем не говорит?
— Но с тех пор мы не слышали других выстрелов, так что можно считать, первые критические полчаса миновали, а это самый опасный период. Именно в это время захватчик находится под воздействием страха и может убить заложника. Прошел уже час, а она не совершила больше никаких действий. Никто не пострадал, насколько нам известно.
Никто не пострадал, насколько нам известно.
— Тогда что она там делает?
— Понятия не имею. Мы по?прежнему пытаемся выяснить, кто она, откуда взялась. Убойный отдел проверяет, что предшествовало ее появлению в морге. В больничной палате сняты, как мы надеемся, ее отпечатки пальцев. Пока никто не пострадал, время работает на нас. Чем дольше будет пауза, тем больше информации о ней мы сможем получить. И тем выше вероятность того, что все обойдется без кровопролития и героизма. — Он бросил взгляд в сторону больницы. — Видите вон там полицейских? Они уже готовы штурмовать здание. Если дойдет до этого, тогда можно считать мою миссию неудачной. У меня есть золотое правило: не спешить. Мы блокировали ее в крыле, где нет ни окон, ни выходов, так что ей не уйти. Во всяком случае своими ногами. Так что пусть посидит, обдумает ситуацию. И со временем поймет, что нет другого выбора, кроме как сдаться.