Некоторое время они стояли без движения, Флорин оглядывался, смотрел то на потолок, на который уставилась Беллис, то на саму Беллис.
Когда наконец до них донесся звук открывшейся и закрывшейся двери, он прозвучал так громко и четко, что Флорин напрягся, как пружина. Беллис никогда не бывала в комнате наверху, но прекрасно разбиралась в ее звуках. Она знала, где над ней располагаются стулья, столы, кровать. Она проследила взглядом за шагами четырех пар ног — легкие, потяжелее, еще тяжелее и наконец массивные и медленные, — словно видела их сквозь потолок: Любовница, Любовник, Доул, Хедригалл.
Флорин последовал ее примеру; глаза его расширились. Они с Беллис могли следить за движениями наверху. Один из вошедших остался у двери, двое подошли к кровати и опустились на стулья, четвертый, самый большой, принялся шаркающей походкой бродить между дверью и дальней стеной, потягивая ноги, как делают какты во сне или от изнеможения. Под его тяжестью прогибались доски пола.
— Ну, — сказал Доул на удивление отчетливым голосом, — рассказывай, Хедригалл. — Говорил он жестко. — Расскажи нам, почему ты убежал. И как сумел вернуться.
— О, боги . — Хедригалл говорил глухим, опустошенным голосом, совсем не похожим на его прежний.
Флорин недоуменно потряс головой.
— Боги милостивые, пожалуйста, не надо все это повторять с самого начала, — говорил Хедригалл так, словно собирался заплакать. — Я тебя не понимаю. Я в жизни не убегал из Армады. И никогда не убегу… Кто вы ? — взвизгнул он вдруг. — Что вам надо? Неужели я в аду? Я видел, как вы умерли…
— Что с ним случилось? — в ужасе прошептал Флорин.
— Ты мне это дерьмо в уши не суй, предатель ты вонючий, — воскликнул Любовник. — Ну-ка, посмотри на меня, собака. Ты испугался, сволочь, да? Так испугался, что потихоньку залатал «Высокомерие» и был таков. Ну, куда ты слинял и как смог вернуться обратно?
— Я никогда не предавал Армаду, — воскликнул Хедригалл — и никогда не предам. Крум великий, да что это я разговариваю с мертвецом! Откуда вы все здесь? Кто вы? Я же видел, как вы умерли. — Голос его дрожал — то ли от горя, то ли от потрясения.
— Когда, Хедригалл? — Это уже говорил Доул — голос резкий, угрожающий. — И где? Где мы умерли?
Хедригалл прошептал ответ, и что-то в его голосе заставило Беллис вздрогнуть, хотя именно такого ответа она ждала. Она кивнула, услышав эти два слова:
— В Шраме.
Успокоив Хедригалла, Утер Доул и Любовники о чем-то тихо совещались, отойдя от него.
— …спятил… — послышался не очень разборчивый голос Любовницы. — Либо спятил… странно…
— Мы должны знать. — Голос Доула. — Если он не сошел с ума, то он опасный лжец.
— Это бессмысленно, — с яростью сказал Любовник.
— Это бессмысленно, — с яростью сказал Любовник. — Кому это он лжет? И почему?
— Он либо лжец, либо… — сказала Любовница.
Флорин и Беллис не разобрали, произнесла ли она еще что-то тихим голосом, или слова замерли у нее на языке.
Как это случилось?
— Мы уже целый месяц были в Скрытом океане, больше месяца.
Бежали минуты, одна за другой. Хедригалл долго молчал, пока Любовники обсуждали, что им делать, шепчась так тихо, что Беллис и Флорин не слышали ни слова. И вдруг Хедригалл заговорил, без всякого побуждения, голос его звучал низко и ровно, будто он накачался наркотиков.
Любовники и Утер Доул ждали.
Хедригалл заговорил так, словно знал, что от него ждут этого.
Он говорил долго, и никто его не прерывал. Говорил с неестественным изяществом, с красноречием настоящего оратора, но в его осторожном речитативе слышалась неуверенность, а еще глубже — боль, прикоснуться к которой было страшно.
Хедригалл вдруг спотыкался и неожиданно замолкал, делая несколько торопливых вдохов; но говорил он долго. Его слушатели — те, кто был с ним в комнате, и те, кто был под нею, — хранили полное молчание и внимательно слушали.
— Мы уже целый месяц были в Скрытом океане.
ГЛАВА 46
— Мы уже целый месяц были в Скрытом океане, и в море воцарился хаос. Мы не могли проложить маршрут, не могли следовать на север, куда показывали компасы, не могли управлять судном. Каждый день смотрел я с «Высокомерия», искал какой-нибудь признак Шрама, Треснутой земли, чего угодно. Но ничего не было.
Вы заставляли нас двигаться.
Вы настаивали, вы подгоняли нас. Вы говорили нам, что мы будем делать, когда доберемся до Шрама. Какую силу даст нам этот Шрам. Вы говорили, что для нас не будет ничего невозможного.
Не стану делать вида, будто не было несогласных. Мы плыли все дальше и дальше, и людей все больше и больше одолевал страх. Пошли разговоры, что, может, Бруколак был прав, когда поднял мятеж. Что, может, не было ничего плохого в том, как город жил прежде.
Они пришли к вам… мы пришли к вам и попросили повернуть назад. Мы сказали, что нас устраивало, как обстояли дела прежде. Что не нужно нам этого, что и без того уже многое пошло наперекосяк, и мы боимся, как бы не было хуже. Кое-кого стали посещать страшные сны.
Весь город пребывал в ужасном… напряжении. Как кот, у которого шкура искрит и встает дыбом.
Мы просили вас повернуть назад, пока еще не поздно. Нам было страшно.
Не знаю, как вам это удавалось, но вам удавалось… довольно долго… удавалось сделать так, что мы были… не скажу, счастливы. Не скажу, полны энтузиазма. Мы были послушны вам, мы ждали и, несмотря на страх, позволяли вам вести нас все дальше и дальше.