— Вы ошибаетесь, — неуверенно сказал Флорин. — Среди похищенных много кробюзонцев, которым все это небезразлично.
— Никто не знает , — прошептала Беллис- Знаем только Фенек да я, а если бы мы пустили слух, то только скомпрометировали бы себя, нас бы выставили смутьянами и утопили в море, а послание — сожгли. Проклятие! Что, если вы ошибаетесь? — Она уставилась на него, и Флорин поежился под ее взглядом. — Вы думаете, им будет не все равно? Вы думаете, они не допустят гибели Нью-Кробюзона? Если бы мы сообщили им, а вы оказались не правы это был бы конец, погиб бы наш единственный шанс. Неужели вы не понимаете, что поставлено на карту? И вы готовы этим рискнуть? Да?
Чувствуя першение в горле, Флорин понял, что в ее словах есть резон.
— Вот почему я сижу здесь и реву, как последняя кретинка, — выдохнула она.
— Потому что нет другого шанса спасти Нью-Кробюзон, как только доставить это послание, это доказательство и эту взятку самхерийцам. Вы понимаете — другого шанса спасти город нет?! А я стою здесь, не в силах сделать шаг наружу, потому что не знаю, как добраться до берега, потому что боюсь этих тварей. Я не хочу умирать, а рассвет уже близко, и я не могу выйти отсюда, но должна выйти. А отсюда до берега больше мили. — Она внимательно посмотрела на Флорина, потом отвернулась. — Я не знаю, что делать.
Они услышали, как охранник-какт идет по освещенному луной городку, шествуя от дома к дому. Флорин и Беллис сидели в оцепенении, лицом друг к другу, прислонясь к стене.
Флорин снова посмотрел на письмо у себя в руке. На нем была печать. Он протянул руки, и Беллис дала ему все, что было в пакете. Лицо ее оставалось сосредоточенным. Он прочитал письмо самхерийским пиратам. Вознаграждение щедрое, подумал он, но вряд ли чрезмерное — ведь речь идет о том, как спасти Нью-Кробюзон.
Спасти его, не допустить его гибели.
Он снова перечитал оба письма, строку за строкой. Армада там не упоминалась.
Он посмотрел на цепочку с маленьким жетоном, на имя и символ. Никаких сведений об Армаде. Никаких сведении о том, как кробюзонскому правительству найти его, Флорина. Беллис, замкнувшись в своем молчании, следила за ним. Она знала, кто такой Флорин. И он чувствовал, как в ней зреет надежда. Он взял большое кольцо, рассмотрел замысловатую зеркальную печатку — выступы и выемки для выступов. Печатка словно загипнотизировала его. За ней, как и за Нью-Кробюзоном, для Флорина стояло многое.
Молчание продолжалось еще какое-то время. Флорин так и сяк крутил пакет в руках, трогал пальцами шишечку воска, кольцо, разглядывал письмо со страшным предупреждением.
Он не мог простить им свою переделку, но ведь это было не все. Были места, люди. Нью-Кробюзон значил для него не только это.
Флорин Сак оставался предан Саргановым водам, но он чувствовал, что жар этой преданности уживается в нем с ностальгической привязанностью к Нью-Кробюзону, с некой печальной нежностью и долей сожаления. Нежностью к обувному рынку и ко многому другому. Два этих чувства вспыхивали в нем, кружили вокруг друг друга, как рыбы.
Он представил себе свой город — разрушенный, погибший.
— Это верно, — медленно прошептал он. — Отсюда до Машинного берега миля с лишком — вниз по склону, мимо болот, где живут эти женщины.
Он кивнул головой, неожиданно указывая на другую сторону городка, где внизу расщелины бились масляные волны.
— Но отсюда до моря всего несколько ярдов.
Интерлюдия V
ФЛОРИН САК
Это не займет много времени.
Не отвожу глаз от окна (у меня за спиной сама Беллис Хладовин, прячется, сидя на корточках, ждет. Видимо, нервничает — вдруг я играю с ней? — но все же полна надежды). Жду, когда охранник зайдет за угол, исчезнет с площади, из виду.
«Не двигайтесь, — говорю я ей, и она отчаянно трясет головой. — Чтобы ни на дюйм отсюда (мне страшновато, и потому я медлю). Ни на шаг никуда, пока не услышите мой стук».
Она должна открыть дверь и не пустить ни одну комариху, пока дверь будет отперта. Она должна ждать меня, пока я не вернусь.
Наконец я киваю. Ее кожаный мешочек привязан, плотно сложен и натерт воском, чтобы не пропустить воду. Я прижимаю его к животу, словно закрывая рану. Она распахивает дверь, и я выхожу наружу, на воздух. В небесах светят звезды, повсюду вокруг — женщины-москиты.
Флорин Сак, не раздумывает. Он несется к расщелине, которая рассекает дальний конец поселения словно анус, через который мусор сбрасывают в море.
Он бежит, опустив голову, вслепую, охваченный страхом, — несется к трещине в горе.
Он бежит, опустив голову, вслепую, охваченный страхом, — несется к трещине в горе. Нервы его гудят, тело напряжено, каждая его частица стремится как можно скорее оказаться в воде.
Он уверен, что слышит гудение крыльев.
Он только пять секунд под открытым небом, слушает ветер и ночных насекомых. Его ноги касаются ровной поверхности скалы, которая, как балкон, нависает над морем. Воздух неподвижен, и темнота обнимает Флорина еще сильнее, когда он ныряет во мрак этой расщелины в горе. На мгновение ноги его замирают, он словно колеблется — не пуститься ли более трудным и менее опасным путем по узкой тропке, петляющей туда-сюда по склону, но уже поздно — ноги сами несут его, он уже отталкивается и летит, словно услышав за спиной звук крыльев.