Лимас подумал о своем утреннем возвращении на самолете и удивился.
— Если вы устали, — добавил Контролер, — нам придется разобраться с Мундтом как?нибудь иначе. То, что я мог бы вам предложить, прозвучит несколько необычно.
Девица внесла кофе, поставила поднос на стол и разлила кофе по чашкам. Контролер подождал, пока она вышла.
— Такая дуреха, — сказал он, обращаясь как бы к самому себе. — Просто поразительно, что в последнее время они не в состоянии подобрать подходящую. Скверно, что Джинни выбирает для отпуска такие дни, как нынче.
Он рассеянно помешал сахар.
— Нам нужно дискредитировать Мундта, — сказал Контролер. — Скажите, вы крепко выпиваете? Виски и всякое такое?
Лимас считал, что хорошо знает Контролера.
— Пью прилично. Больше, чем многие другие, как мне сдается.
Контролер понимающе кивнул.
— А что вам известно о Мундте?
— Он убийца. Год или два назад он был здесь в качестве представителя Восточногерманской сталелитейной компании. Тогда у нас был тут свой человек — Мастон.
— Верно.
— Мундт завербовал агента — жену одного из служащих МИДа. И убил ее. Он пытался убить и Джорджа Смайли. И, разумеется, убил мужа завербованной. Отвратительный субъект. Юность в гитлерюгенде и прочее. Отнюдь не коммунист?интеллектуал. Практик. Боец «холодной войны».
— Вроде нас, — сухо заметил Лимас.
Контролер не улыбнулся.
— Джордж Смайли полностью в курсе дела. Он больше у нас не служит, но, думаю, вам будет полезно порасспросить его. Сейчас он занимается немецкой литературой семнадцатого века. Живет в Челси, сразу за Слоан?сквер, на Байуотер?стрит. Да вы, наверное, знаете?
— Знаю.
— Гийом тоже занимался этим вопросом. Он в отделе Сателлиты?Четыре, на втором этаже. Боюсь, что с ваших времен здесь все сильно переменилось.
Он в отделе Сателлиты?Четыре, на втором этаже. Боюсь, что с ваших времен здесь все сильно переменилось.
— Пожалуй.
— Проведите с ними денек?другой. Им известно, что я намерен предпринять. И еще мне хотелось бы пригласить вас к себе на уик?энд. Супруги, к сожалению, не будет, — добавил он поспешно. — Она ухаживает за больной матерью. Мы с вами будем вдвоем.
— Спасибо. С удовольствием.
— Там мы сможем хорошенько все обсудить. Славно скоротаем время. Думаю, это дело принесет вам хорошие деньги. Собственно говоря, любые.
— Благодарю вас.
— Это, разумеется, в том случае, если вы абсолютно уверены, что.., никакой усталости и тому подобное…
— Если дело идет к тому, чтобы убить Мундта, я в игре.
— Вы уверены? — вежливо уточнил Контролер. И затем, задумчиво глядя на Лимаса, произнес:
— Да, судя по всему, вы уверены. Но мне не хотелось бы, чтобы вы считали себя обязанным делать это. Понимаете, в том мире, в котором мы существуем, мы слишком быстро выходим за пределы регистров ненависти и любви. Вроде того как собаки не воспринимают некоторые звуки. И в итоге у нас остается лишь чувство тошноты, и не хочется больше никому и никогда причинять страдания. Простите, но разве не это вы почувствовали, когда на ваших глазах застрелили Карла Римека? Не ненависть к Мундту, не жалость к Римеку, а лишь отупляющую боль, точно от тяжелого удара по телу? Мне докладывали, что вы потом бродили всю ночь — просто бродили по улицам. Это верно?
— Да, я гулял.
— Всю ночь?
— Да.
— А что сталось с Эльвирой?
— А Бог ее знает… Но я хотел бы хорошенько врезать Мундту.
— Вот и хорошо.., вот и славно. Кстати, если вам случится в ближайшие дни встретить кого?нибудь из старых друзей, не стоит, я полагаю, обсуждать с ними то, о чем мы беседовали. На вашем месте, — добавил Контролер, — я бы с ними и вовсе не стал говорить. Дайте им понять, что мы списали вас со счета. В каждом деле главное правильно начать, верно?
Глава 3. Падение
Мало кого удивило, что Лимаса списали в архив. Как бы то ни было, рассуждали все вокруг, уже несколько лет в Берлине один провал следовал за другим, и кто?то должен был за это ответить. Кроме того, он стал староват для оперативной работы, требующей остроты реакции профессионального теннисиста. Лимас неплохо потрудился во время войны, и никто не забывал об этом. В Норвегии и Голландии он избежал гибели разве что чудом. По окончании войны его наградили медалью и отпустили на все четыре стороны. Потом, понятно, он снова вернулся. Вот только с пенсией ему решительно не повезло. Бухгалтерия, а именно Элси, допустила в этом отношении утечку информации. Элси рассказала в буфете, что бедному Алеку Лимасу причитается всего четыреста фунтов в год, поскольку в его стаже был перерыв. «Такие порядки, — добавила Элси, — давно пора менять, в конце концов, мистер Лимас отслужил полный срок, не так ли? Но с них теперь глаз не спускает казначейство, не то что в былые годы, и они ничего не могли поделать. Даже в те дурные времена, при Мастоне, дела и то шли лучше».
Лимас, говорили новички, типичный представитель старой школы: характер, выдержка, любовь к крикету и французский язык на уровне колледжа. Тут они заблуждались: по?английски и по?немецки он говорил одинаково свободно, по?голландски весьма прилично и к тому же терпеть не мог крикет. Правда, высшего образования у него и впрямь не было.