Рассказ напоминал ночной кошмар.
Полтора месяца изоляции для циркачей. Григория Иннолиура — заколоть насмерть копьем с наконечником из кремня, взывая к Камбар-бизу, трехногому духу. Шаманам Таджала — провести обряд распознавания, с бубнами и камланием, без снятия шкуры убитого. Если подозрение подтвердится, сжечь труп на месте убоя немедля. Всех лошадей цирка счесть больными сапом, убить в отдаленном месте и предать огню, также без освежевания. Повозки, упряжь, балаган и прочее имущество — в костер. Продолжать?
Не надо, сказал хозяин, хватаясь за голову.
На беду или к счастью, Зизи подслушала тайный разговор. Готовая умереть за китовраса, лилипутка ничем не могла ему помочь. Ночью она молилась за спасение Грини, упрашивая взять ее жизнь или самое дорогое, что у нее есть, взамен жизни друга. Кому молилась? Кому предлагала нелепый обмен?! — наверное, судьбе. Больше некому. Впервые за двадцать лет сломанная шмага страстно желала воплощения своего невоплощаемого дара. От рождения обделена судьбой, к которой взывала нынешней ночью, маленькая женщина считала шмагию подарком. Тростью, опираясь на которую легче идти из сегодня в завтра. Ясновидение, прозрение будущего было для Зизи настолько реальным, рельефным, выпуклым, что лилипутка спокойно принимала всю бессмысленность этого ясновидения. Предсказания не сбываются? Будущее разительно отличается от того, каким оно виделось шмаге? Ну и что?! Сияющие глаза детворы, когда она рассказывала после выступления, что день грядущий им готовит, были достаточной платой. Рок в ладонях согревал душу, даже вытекая водой меж пальцев.
Она была счастлива, шмага Трабунец.
До этой ночи.
Отдам жизнь. Отдам трость. Отдам дар. Отдам бессмыслицу, которая для меня дороже сокровищ Орлиного Гнезда. Все отдам. Только один раз позвольте… ну пожалуйста!… что вам стоит…
А высокая дама в синем улыбалась: там, в облаках. Дама слушала бессвязную мольбу, больше угадывая, чем понимая. Дама согласилась, кивнув. Старик-таджалец явился утром к Рустаму Клещу. Немой, безъязыкий старик, он разговаривал руками. И в руках его была сон-трава, иначе прострел, или ветреница. Еще амулет Камбар-биза был в старческих, дряблых руках. Немой, как лекарь, амулет, в отличие от крикливых талисманов Акша-бия с родичами. Спустя трое суток китоврас Григорий Иннолиур перестал кашлять и начал, как обычно, петь басом. Язвы зарубцевались, жар спал. Рожки на голове Грини больше не шелушились.
Амулет старик оставил китоврасу.
Молча велел: носи!
Но шмагия навсегда покинула малютку Зизи. Она не роптала. Сама предложила, сама отдала. Гриня жив, этим все сказано. Лилипутка не знала, что в день, когда старик явился к Рустаму Клещу, далеко-далеко от Таджала пришел на Ежовую Варежку охотник на демонов Фортунат Цвях, неофит СоБеЗа.
Пришел, чтобы начать Дикую Охоту.
Высокая дама в синем улыбалась — в облаках, деликатно прикрывая рот ладонью.
* * *
— Счастья да удачи, голубушка Мэлис. Гостей принимаете?
— Слетелись гости по наши кости, — сквозь зубы буркнула Мэлис, объявляясь в дверях. Голубушка скорее походила на злобную ворону, если бывают рыжие вороны. — Зачем пожаловали?
Она по- волчьи зыркнула за спину колдуна. Там китоврас Гриня переминался от застенчивости с ноги на ногу.
— Опять окна бить явился, стоерос рогатый?
Малефик едва не расхохотался в голос. Тайком вывести Зизи с площади через добровольческие кордоны, на глазах у доблестных защитников — вот это была задача! Для настоящего виртуоза. Здесь в придачу к Высокой Науке требовалась немалая изобретательность.
Здесь в придачу к Высокой Науке требовалась немалая изобретательность. И еще кураж, как говорят в таких случаях циркачи. Григорий Иннолиур от идеи колдуна пришел в восторг: «Хо! Вы совсем смешной, мастер Андреа! Хо-хо! Повеселимся!» Для осуществления головоломного плана китоврасу необходимо было забраться в фургон Зизи — что Гриня тут же и проделал на удивление ловко и тихо. После чего Андреа приступил к тщательному наложению личин.
Сравнение площади с луковицей навело его на мысль.
Колдун рискнул на каскадную укладку: помимо изменения внешности, «stratum-cataracta» блокировала личностные эманации внутри кокона. Это напоминало голого человека, покрытого бронзовой краской. Красиво, можно сойти за статую, если хранить неподвижность, — но вредно для здоровья, если остаться выкрашенным надолго. Обращая китовраса в лилипутку, а Зизи — в рогача Григория, Мускулюс постарался, чтобы даже запах исходной личности не пробился наружу. На всякий случай воткнув «граничную занозу»: сгинь он без вести, что не исключалось, личины спадут сами собой, в назначенный безопасный срок.
«Покров трех плащей» действовал прекрасно: ведьма ничего не заподозрила.
Сработает ли обман для демона?
— Ты, красавица, нас сперва накорми, напои, в баньку своди! А потом уж спрашивай! — Колдун подмигнул хозяйке с игривостью прожженного сердцееда. — И за окна не тревожься. Тогда ситуация была исключительная. В сущности, Григорий тих и стеснителен, как фиалка в лугах.
— Шли бы вы в баню, тихие да стеснительные! — не поддержала игривый тон ведьма. Окажись в ее руках ухват, могла и по горбу вытянуть. — Век бы вас не видела…