— Ой, здорово! А это вы новое заклинание придумали? Молодость на старость менять?
— Увы, малыш. Это твоя подружка меня приложила. Берегиня, Мать ее Нижняя…
Ветки яблони скреблись в окно.
Одно яблоко упало вниз. Было слышно, как кот погнал игрушку по двору.
Мигал фонарь на стене, тусклый в лучах рассвета.
Когда все ушли, Андреа сумел урвать часок-другой сна. Тело отдавалось «Великой Безделице», впитывая ману, а рассудок отдыхал, нежась в объятиях грез. Грезы выходили пакостными, но не страшными. Преисподняя буравом вгрызалась в земной диск, закручивая хищные крылья спирали. Колдун спускался по ярусам все ниже и ниже. Трепетали ноздри: где-то здесь должно было пахнуть лавандой. За его спиной кралась лилипутка Зизи, похожая на Судьбокрута. Она совсем не удивлялась Мускулюсу, похожему на Фортуната Цвяха. Сон, в конце концов. Причуды дремы. Бурав вертелся в безумной карусели, оба путника погружались — в ад? в сон?! Трудно было разобраться, кто кого ведет, кто за кем крадется… Словно в изящном контрдансе, когда распорядитель кричит: «Кавалеры и дамы меняются местами!» Жаль, самого распорядителя Андреа не видел: темно, душно, и как ее разглядишь, высокую женщину в синем с нитями в руках…
Наконец Зизи сказала:
— Мастер Андреа! Завтрак стынет!
Отвечая милой хромуше Цетинке, что он уже встает, колдун чувствовал, что принял решение. Он только еще не знал, какое именно.
SPATIUM XII
ХИТРАЯ БАЛЛАДА
(из сборника «Перекресток» Томаса Биннори, барда-изгнанника)
Я шагаю бережком,
Джимбли- хэй, джимбли-хо,
За любезным за дружком,
Хабл- бабл-хо!
Для любезного дружка —
Хоть сережку из ушка,
Хоть хаврошку из мешка
Я отдам легко!
Я шагаю вдоль воды,
Джимбли- хэй, джимбли-хо,
За красавцем молодым,
Хабл- бабл-хо!
За красавца-женишка
Пусть срамят исподтишка,
Пусть бранится матушка —
Все стерплю легко!
Я иду, полна грехом,
Джимбли- хэй, джимбли-хо,
За горластым петухом,
Хабл- бабл-хо!
За горлана-петушка
Хоть мясцо из пирожка,
Хоть изюм из творожка
Я отдам легко!
— Это, значит, для дружка,
Джимбли- хэй, джимбли-хо,
Сладость первого грешка,
Хабл- бабл-хо?!
Краля, что же за дела?
На словах все отдала,
А на деле не дала,
Бабл- хо-хо-хо!
— А дела идут на лад —
Ты не слушал бы баллад,
А глядел, куда вела,
И не хорохо!
Тут балладе и конец,
Раз явился под венец!
CAPUT XIII
«Колдун замыслил тайный грех: он вгрызся, словно червь в орех, и скрылся от зевак…»
Сегодня площадь напоминала луковицу.
Ядреную, плотную головку лука в золотой шелухе. А сам Мускулюс походил на клеща-безумца, который вознамерился через дюжину горчайших слоев добраться до сердцевины — зная, что, скорее всего, найдет там самое нутро горечи. Или, если угодно, ситуация напоминала рассветный сон: ползи, слизняк, по ярусам ада, все ниже и ниже, до зияющих бездн…
Колдун строго-настрого запретил себе высокий штиль. Хватит. Так недолго из малефика стать трубадуром и кончить дни в приюте для вдохновенных.
Пятый раз за время своего пребывания в Ятрице он шел через площадь Возвышения к цирку. По краям площади, от сквера до улочек с тыльной стороны шапито, кишел народ. Словно весь город, презрев заботы и дела, с утра вышел на гуляния. Прачки, адвокаты, стряпчие, мясники, златокузнецы, булочницы… В глазах рябило от ярких одежд. Небось, не один сундук подвергся разграблению: ятричане извлекали на свет наряды, густо пересыпанные толченой лавандой. Тьфу ты, пропасть! Мускулюс пожелал всей лаванде мира провалиться сквозь землю, а горожанам — спасаться от моли пижмой, листьями герани или перечной стружкой. Тем более что зараза-лаванда лишь отпугивает взрослую моль-бабочку, а убить гусениц не в силах. Ну чего вы разоделись, милые? Почему не на работе?! Кыш в лавки, в пекарни, в ратушу!…
Над кучкой студиозусов реял штандарт с каллиграфической надписью: «Мускулюс, спаси Зизи!»
Колдун охнул и задержал шаг. Это он зря: сразу в глаза бросились еще два стяга, украшенные вышивкой. Багровые, жирные буквицы на лазоревом поле. «Зизифельда, мы с тобой!» — и «Мастер Андреа грядет!» Надвинув шляпу на лоб, втянув шею в плечи и подняв воротник куртки, малефик ускорил шаг.
— Доброго дня, сударь колдун! — сказал ему незнакомый дворянин, кланяясь. — Эй, чернь, расступитесь! Уважайте чужое инкогнито, репоеды!
За спиной колдуна громко обсуждали его доблести. Похоже, некий образ Мускулюса, спасителя и защитника, успел отделиться от матерьяльного носителя, начав жить собственной жизнью. Реальный человек, Андреа слабо увязывался с героем дня, Мускулюсом Бесподобным. Ночная схватка у фургончика занимала умы горожан. Инцидент успел обрасти подробностями, как днище бригантины ракушками. Своры демонов атаковали одинокого малефика (Фортунат, подлец, из сплетен сбежал!), пытаясь добраться до невинной циркачки. Одинокий малефик был великолепен в бою. Демоны корчились, скрежетали и низвергались. Зизифельда Трабунец спаслась благоволением Вечного Странника и мастерством столичного чародея. Но день грядущий готовил лилипутке новые беды. Инферналы затаились, выжидая. Ятричане клялись не допустить к бедняжке врага — хотя бы потому, что циркачи наотрез отказались давать представления, пока любимица в опасности.