— Слава Сатане! — истошно завопил мистер Виз.
— Сатана его отец, а имя ему Адриан! — закричал Роман. Голос его становился все громче, слова приобретали значительность и вес. — Он опрокинет Всевышнего и разрушит храмы его! Он вернет славу презренным и отомстит во имя измученных и сожженных!
— Слава Адриану! — с ликованием воскликнули одновременно все гости. — Слава Адриану! — А потом: — Слава Сатане! Слава Адриану! Слава Сатане!
Розмари покачала головой, — Нет, этого не может быть.
— Из всего мира он выбрал тебя, Розмари, — вкрадчиво заговорила Минни. — Из всех женщин на этом свете он выбрал именно тебя! Он привел вас с Ги в эту квартиру. Он заставил эту дуру, как ее там — Терри, — испугаться, и нам пришлось поменять свои планы. Он устроил все так, потому что хотел, чтобы именно ты стала матерью его единственного живущего на Земле сына.
— Сила его растет, — грозно добавил Роман.
— Слава Сатане! — воскликнула Хелен Виз.
— Его власть будет длиться до конца дней.
— Слава Льявору! — поддержал японец. Лаура-Луиза отняла руки от лица. Ги исподтишка посмотрел на Розмари.
— Нет, — повторила она и опустила нож. — Нет. Не может быть. Нет.
— Подойди и посмотри на его руки, — сказала Минни. — И на его когти тоже.
— И на его хвост, — добавила Лаура-Луиза.
— И на крошечные рожки, — закончила Хелен Виз.
— Бог мой! — охнула Розмари.
— Бог умер, — уверенно произнес Роман. Она повернулась к коляске, а потом снова к собравшимся.
— Бог мой! — и закрыла лицо руками. — Бог мой! — Розмари подняла кулаки и закричала, закинув голову к потолку. — Боже мой! Боже! Боже!..
— Бог умер! — прогремел Роман. — Бог умер, а Сатана живет! Адрианов год по Земле идет! Настал год номер один, первый раз властвует наш Господин! Дьявол в силе. Бог в могиле!
— Слава Сатане! — закричали все. — Слава Адриану! Слава Адриану! Слава Сатане! Розмари в ужасе отступила.
— Нет! Нет! — она отходила все дальше и дальше, пока не оказалась между двух карточных столиков. Сзади кто-то подставил кресло, и она беспомощно опустилась в него, молча уставившись на них.
— Нет! — еле слышно прошептала она.
Мистер Фаунтэн бросился из квартиры. Ги и мистер Виз поспешили вслед за ним.
Подошла Минни, кряхтя подняла нож и отнесла его в кухню.
Лаура-Луиза приблизилась к коляске и, корча всякие рожицы, начала по-хозяйски раскачивать ее. Зашелестела ткань, заскрипели колеса.
А Розмари сидела и смотрела в пустоту, без конца повторяя:
— Нет, нет, нет…
Сон. Тот самый сон. Так, значит, все это было на самом деле. И те желтые глаза, в которые она заглянула…
— Боже мой, — тихо произнесла она. Роман подошел поближе.
— Клэр преувеличивает, что у него сердце остановится из-за Лии. На самом деле он не очень о ней скорбит. Никто здесь ее не любил, она была слишком скупа. Как в эмоциях, так и в деньгах. Помоги нам, Розмари, будь Адриану настоящей матерью, и мы сделаем так, что ты не будешь наказана за убийство. Никто ничего не узнает. Ты можешь не вступать в наше общество, если не хочешь, просто будь матерью своему сыну. — Он нагнулся и тихо шепнул: — Минни и Лаура-Луиза уже слишком старые. Это было бы несправедливо.
Она взглянула на него, и Роман сразу выпрямился.
— Подумай, Розмари.
— Я не убивала ее.
— Что?
— Я только подмешала ей в кофе таблетки, и она заснула.
— Правда?
В дверь позвонили.
— Извини, — оказал Роман и пошел открывать. — Все равно, ты подумай.
— Боже мой! — твердила Розмари.
— Перестань повторять «Боже мой», или мы убьем тебя, — пригрозила Лаура — Луиза, еще сильнее раскачивая коляску. — Даже если останемся без твоего молока.
— Лучше ты замолчи, — строго сказала Хелен Виз и протянула Розмари влажный носовой платок. — Розмари — его мать, и неважно, как она ведет себя. Мы должны уважать ее. Помни об этом.
Лаура-Луиза пробормотала в ответ что-то невнятное.
Розмари вытерла лоб и щеки прохладной тканью. Японец, сидевший на подушке напротив нее, поймал ее взгляд и тепло улыбнулся. Он держал на коленях открытый фотоаппарат, в который как раз заправлял пленку, а затем, не переставая улыбаться, указал ей на коляску. Розмари опустила глаза и тихо заплакала. Но потом вытерла слезы.
Вошел Роман, ведя с собой дюжего красивого загорелого человека в белоснежном костюме и таких же ботинках. Он нес большую коробку, обернутую в голубую бумагу с нарисованными на ней плюшевыми мишками. Из коробки неслась музыка. Собравшиеся дружно обступили его со всех сторон, и каждый старался поздороваться с гостем за руку. Слышались обрывки фраз: «Волновались… удовольствие… аэропорт… Ставропулос… случайно».
Лаура-Луиза поднесла коробку к коляске. Она показала ее ребенку, потом потрясла, чтобы он услышал музыку, и положила ее на подоконник, где уже лежало много похожих разноцветных коробок и несколько черных, перевязанных черными лентами.
— В ночь на двадцать шестое июня, — гордо сообщил Роман. — Как раз через полгода после… вы помните чего. Это поистине превосходно!
— А почему вы так удивлены? — спросил незнакомец, протягивая ему обе руки. — Разве Эдмонд Лотреамон не предсказал двадцать шестое июня еще триста лет тому назад?
— В самом деле, — согласился Роман, улыбаясь. — Просто странно, что это предсказание сбылось с такой точностью.