— Зачем ты меня раздеваешь? — сонно спросила Розмари.
— Чтобы тебе было удобнее.
— Мне и так хорошо.
— Спи, Ро.
Ги расстегнул пуговицы и снял пижамные брюки, решив, что она уже заснула и ничего не чувствует. Теперь на ней оставалось только красное бикини, но и все остальные женщины на яхте — Джеки Кеннеди, Поэт Лофорд и Сара Черчилль — тоже были в бикини, поэтому все, слава Богу, обошлось. Президент был в военной форме. Он тоже полностью оправился после покушения и выглядел теперь отлично. Хатч тоже стоял на палубе и в обеих руках держал множество приборов для предсказания погоды.
— А Хатч поедет с нами? — спросила Розмари у президента.
— Нет, только католики, — ответил он, улыбаясь. — Жаль, конечно, что мы обременены такими предрассудками, но ничего не поделаешь.
— А как же Сара Черчилль? — Розмари повернулась и увидела что Сара Черчилль куда-то исчезла, а на ее месте оказалась вся семья Розмари — мать, отец и все остальные с мужьями, женами и детьми. Маргарита была беременна, и Джин тоже, и Доди, и Эрнестин.
Ги снял с ее пальца обручальное кольцо. Розмари стало интересно, зачем, но она уже очень устала и не было сил спросить.
— Спи, — тихо сказала она и уснула. Впервые для публики открылась Сикстинская часовня, и теперь она изучала потолок, стоя в новом лифте, который возил посетителей по горизонтали, чтобы они смогли увидеть фрески такими, какими их видел во время работы сам Микеланджело. Какие они были великолепные! Розмари увидела, как Господь протягивает руку к Адаму и дарует ему божественную искру жизни, и тут же перед ее глазами появилась оклеенная полосатой бумагой полка стенного шкафа, в который втаскивал ее Ги.
— Осторожней, — сказал Ги. А кто-то другой добавил:
— Ты ее чересчур напоил.
— Тайфун! — закричал вдруг с палубы Хатч, высунувшись из-за своих приборов. — Тайфун! Он убил уже пятьдесят пять человек в Лондоне и сейчас приближается к нам!
Розмари знала, что Хатч не ошибается. Она должна предупредить президента. Ведь их корабль направляется навстречу верной гибели.
Но президент куда-то исчез. И все остальные тоже. Палуба была пустая и бесконечно длинная. Где-то вдали негр-помощник упорно держался за штурвал.
Розмари подошла к нему, но по выражению его лица сразу же поняла, что он ненавидит всех белых, ненавидит и ее. «Вам лучше спуститься вниз, мадам», — сказал он довольно вежливо, но в то же время не скрывая своей ненависти, и не пожелал даже выслушать ее предупреждения о страшном тайфуне.
Внизу был огромный танцевальный зал. С одной его стороны она увидела объятую пламенем церковь, с другой стоял высокий чернобородый мужчина и горящими глазами смотрел на нее. В самом центре зала находилась кровать. Розмари подошла к ней и легла, и сразу же ее окружили обнаженные мужчины и женщины, их было около десяти, и Ги среди них. Все они были пожилые, груди у женщин давно уже сморщились и обвисли. Здесь были также Минни со своей подругой Лаурой-Луизой и Роман в черной митре и черном шелковом одеянии. Тонкой черной палочкой он рисовал непонятные узоры на ее теле, время от времени окуная палочку в чашу с липкой красной жидкостью, которую держал загорелый мужчина с белыми усами. Кончик палочки двигался по ее животу, а потом начал щекотать внутреннюю поверхность бедер. Обнаженные люди пели молитвы — нестройно, заунывно, на непонятном ей языке, и их пение сопровождалось звуками флейты или кларнета.
— Она не спит, она все видит! — прошептал Ги, обращаясь к Минни.
— Она не спит, она все видит! — прошептал Ги, обращаясь к Минни. Он широко раскрыл глаза и напрягся.
— Ничего она не видит, — ответила Минни. — После того, как она съела моего мыша, она больше не видит и не слышит. Она как будто умерла. Пой же.
В зал вошла Джеки Кеннеди в великолепном, расшитом жемчугом, наряде цвета слоновой кости.
— Мне очень жаль, что ты так неважно себя чувствуешь, — сказала она, быстро подходя к Розмари.
Розмари объяснила ей, что ее укусила мышь, стараясь не вдаваться в подробности, чтобы Джеки не волновалась.
— Тебе надо связать ноги, — сказала Джеки. — Вдруг начнутся судороги.
— Да, вы правы, — согласилась Розмари. — Не исключено, что мышь была бешеная. — Она с любопытством наблюдала, как молодые врачи в белых халатах привязывают ее ноги и руки к кровати.
— Если музыка мешает тебе, — сказала Джеки, — то я велю ее выключить.
— О нет, не надо из-за меня менять программу. Мне она совсем не мешает, правда. Джеки тепло улыбнулась.
— А теперь постарайся заснуть. Мы будем ждать тебя на палубе. — И она удалилась, шелестя своим шелковым нарядом.
Розмари поспала немного, но потом пришел Ги и стал заниматься с ней любовью. Он гладил ее обеими ладонями, продвигаясь от связанных запястий по рукам, груди и животу, а потом ласкал между ног. Он повторял это снова и снова. И руки его были горячими, с длинными ногтями. А когда она возбудилась до предела, Ги просунул одну руку ей под ягодицы, приподнял их, лег сверху и вошел в нее. Теперь он был больше, чем всегда, и ей стало немного больно, но очень приятно. Вторую руку он положил ей под спину и навалился сверху широкой грудью. На нем были кожаные доспехи, потому что в этот вечер проводился маскарад. Розмари приподняла веки и увидела его глаза — желтые, как два пылающих огня, а потом почувствовала запах серы и таннисового корня, горячее влажное дыхание у своих губ и услышала стоны наблюдателей.