Красная краска?.. Кровь!
— Какого черта, Гайато, — сказала Минни, — ты из меня делаешь посмешище? Вешаешь лапшу на уши, как теперь модно говорить.
Минни? Уже вернулась из Европы? И Роман тоже? Но только вчера она получила от них открытку из Дубровника, где они пишут, что остаются там!
Может быть, они вообще никуда не уезжали?
Розмари стояла около арки и уже видела книжные полки, журнальные столики и ящики, заваленные газетами и конвертами. Собравшиеся находились в другом конце; гости негромко разговаривали и смеялись. Позвякивал лед в стаканах.
Она крепче сжала рукоятку ножа и шагнула вперед. И тут же остановилась, не поверив своим глазам.
Возле огромного занавешенного окна стояла черная детская коляска. Черная! С черными кружевами и черной бахромой. Едва заметные серебряные нити украшали черную ткань.
Умер? Нет, несмотря на испуг, она все же заметила, что и ткань, и бахрома немного подергиваются и трепещут.
Он там, внутри. В этой чудовищней колдовской коляске!
Над коляской было укреплено перевернутое серебряное распятие, привязанное к пологу черной бархатной лентой.
Мысль о том, что ее ребенок лежит среди такого ужаса и кощунства, страшно перепугала ее, и Розмари чуть не заплакала. Ей захотелось просто забиться в угол и разрыдаться, сложить оружие перед таким изощренным и невыразимым злом. Но она сдержалась: закрыла глаза и всем сердцем взмолилась, призывая на помощь деву Марию. Она собрала всю свою ненависть и отчаяние — ненависть к Минни, Роману, Ги, Сапирштейну — ко всем, кто входил в этот кошмарный заговор против Энди, ко всем, кто хотел использовать его для своих жутких кровавых обрядов. Она вытерла взмокшие ладони о халат, откинула назад волосы, сжала рукоятку ножа и смело выступила вперед, чтобы каждый из них увидел ее.
Но как ни странно, они заметили ее не сразу, а довольно долго еще продолжали беседовать, внимательно выслушивая друг друга, и невозмутимо пить коктейли. В общем, приятно проводили время, обращая на нее не больше внимания, как если бы она была привидением, или все это ей только снилось: Минни, Роман, Ги (он же ушел узнать насчет контрактов!), мистер Фаунтэн, Визы, Лаура-Луиза и ученый японец в очках — все они собрались под большим портретом Адриана Маркато, который висел в литой черной раме над горящим камином. Лишь он один сейчас смотрел на нее, величественный и неподвижный. Но он был только рисунком.
Потом ее заметил Роман. Он отставил свой стакан и дотронулся рукой до Минни. Наступила тишина, и те, кто раньше сидел к ней спиной, теперь тоже повернулись. Ги хотел было встать, но, видимо, передумал. Лаура-Луиза зажала обеими руками рот и приглушенно взвизгнула. А Хелен Виз спокойным голосом заговорила:
— Ступай назад в кровать, Розмари. Ты же знаешь, тебе нельзя много ходить. — Она или сошла с ума, или пробовала хитроумный психологический ход.
— Это мать? — тихо спросил японец, и когда Роман кивнул, зашипел: «Ш-ш-ш-ш», — и посмотрел на Розмари с интересом.
— Она убила Лию, — дрожащим голосом сказал мистер Фаунтэн и медленно встал. — Она убила мою Лию! Ты убила ее? Где она? Ты убила мою Лию?
Розмари окинула их взглядом. Ги стоял покрасневший до ушей.
Она крепче сжала рукоятку ножа.
— Да. Я убила ее. Я заколола ее насмерть. Потом я вымыла нож и теперь я зарежу любого, кто ко мне приблизится. Скажи им, Ги, какой у меня острый нож!
Он ничего не ответил. Мистер Фаунтэн сел, схватившись рукой за сердце. Лаура-Луиза пронзительно завизжала.
Наблюдая за ними, Розмари перевела взгляд на коляску.
— Розмари… — начал Роман.
— Замолчите!
— Прежде чем ты посмотришь на…
— Заткнитесь. Вы в Дубровнике. Я вас вообще не слышу.
— Оставь ее, — сказала Минни.
Розмари подошла к коляске, взялась за ручку и осторожно развернула ее к себе. Пружины жалобно заскрипели.
Розмари подошла к коляске, взялась за ручку и осторожно развернула ее к себе. Пружины жалобно заскрипели.
В коляске в крохотных черных варежках на резинках лежал сонный милый розовый Энди, закутанный в чистое черное одеяло. У него была целая копна огненно-рыжих волос, шелковистых и аккуратно причесанных. Энди! О, Энди! Она бросилась к нему, позабыв обо всем и отложив нож в сторону. Мальчик посмотрел на нее и надул губки. Глаза у него были золотисто-желтые, без белков, с вертикальными черными зрачками.
Розмари с ужасом смотрела на него.
Ребенок перевел взгляд своих золотисто-желтых глаз на раскачивающееся перевернутое распятие.
Розмари уставилась на собравшихся, схватилась за нож и закричала:
— Что вы сделали с его глазами?! Все зашевелились и в замешательстве посмотрели на Романа.
— У него глаза его отца, — с гордостью сказал он. Розмари взглянула на малыша, на Ги — тот все время прятал лицо, — потом снова на Романа.
— О чем вы говорите? У Ги карие глаза, и они нормальные! Что вы с ним сделали, вы, маньяки?! — Она шагнула от коляски, готовая убить любого из них.
— Его отец — Сатана, а не Ги, — торжественно произнес Роман. — Сатана его отец, он пришел к нам прямо из ада и породил Сына от смертной женщины! Чтобы отомстить за несправедливость, которую так долго терпели его верные поклонники!