«Это не сон, — подумала она. — Это происходит на самом деле».
Она хотела закричать, но что-то темное накрыло ее лицо, и Розмари ощутила сладкий запах гнили.
Она чувствовала, что Ги продолжает ласкать ее своим членом, его кожаное тело поднималось и опускалось снова, снова и снова.
Папа Римский пришел с чемоданчиком в руке. Через другую его руку было перекинуто легкое пальто.
— Джеки сказала мне, что вас укусила мышь. Это правда? — спросил он.
— Да, — ответила Розмари. — Поэтому я и не смогла прийти посмотреть на вас. — Она пыталась говорить с грустью в голосе, чтобы он не догадался, что у нее только что был оргазм.
— Все правильно. Мы не хотим, чтобы вы рисковали своим здоровьем.
— Так вы мне прощаете, ваше святейшество?
— Конечно. — Он вытянул руку, чтобы она поцеловала кольцо. Вместо камня на кольце был филигранный шарик, меньше дюйма в диаметре; внутри него сидела крошечная Анна Мария Альбергетти и чего-то ждала.
Розмари поцеловала кольцо, и Папа Римский поспешил на самолет.
Глава 9
— Эй, уже десятый час, — сказал Ги и потряс ее за плечо. Розмари оттолкнула его руку и перевернулась на живот.
— Еще пять минут, — пробормотала она и зарылась лицом в подушку.
— Нет. — Он легонько дернул ее за волосы. — В десять я уже должен быть у Доминика.
— Ну и что?
— Ничего. — Он хлопнул ее через одеяло по мягкому месту.
И тут все всплыло в ее памяти: сон, выпивка, шоколадный мусс Минни, Папа Римский и тот страшный момент, когда ей показалось, что это не сон.
И тут все всплыло в ее памяти: сон, выпивка, шоколадный мусс Минни, Папа Римский и тот страшный момент, когда ей показалось, что это не сон. Розмари перевернулась и приподнялась в кровати, глядя на Ги. Он прикуривал сигарету, еще помятый со сна и небритый.
— Сколько времени? — спросила она.
— Десять минут десятого.
— А когда я легла спать? — Розмари села в кровати.
— Примерно в полдевятого. Только ты не легла спать, дорогая, а буквально вырубилась. Значит, теперь будем пить или коктейли, или вино, а не то и другое сразу.
— Мне такое снилось! — нахмурилась она, потирая лоб руками и опять закрывая глаза. — Президент Кеннеди, Папа Римский, Минни и Роман… — Тут она снова открыла глаза и увидела царапины на своей левой груди — две маленькие красные полосочки, спускавшиеся почти до самого соска. Бедра у нее горели, Розмари откинула одеяло и на их внутренних сторонах тоже увидела множество царапин — около десятка аккуратных полосок, бегущих во всех направлениях.
— Только не шуми, — сказал Ги. — Я их уже подстриг. — И он продемонстрировал свои аккуратные ногти. Розмари непонимающе посмотрела на него.
— Я же не мог упустить такую благоприятную ночь.
— Ты хочешь сказать, что…
— Да. И два ногтя у меня были с заусенцами.
— Пока я была… без чувств? Он кивнул и улыбнулся.
— Мне было даже приятно, я чувствовал себя как некрофил.
— А мне как раз снилось, что меня кто-то насилует. Я не знаю, кто. Это был даже не человек.
— Ну спасибо за это!
— Ты там тоже был, и Минни, и Роман, и другие… Это было похоже на церемонию.
— Я пытался тебя добудиться, но ты вырубилась, как перегоревшая лампочка.
Розмари отодвинулась подальше и свесила ноги с другой стороны кровати.
— Что с тобой? — спросил Ги.
— Ничего. — Она даже не оглянулась. — Мне просто не очень приятно слышать, что ты со мной делал это, пока я лежала без памяти.
— Но я не хотел пропускать эту ночь.
— Можно было сделать это утром или сегодня ночью. Вчерашняя ночь — это одно мгновение по сравнению с целой неделей. Но даже если бы это была единственная ночь…
— Я подумал, что ты будешь не против, — сказал он и провел ей по спине указательным пальцем. Она отпрянула.
— Этим надо заниматься вместе, а не так: один бодрствует, а другой спит. Впрочем, наверное, я не права. — Розмари встала и пошла к шкафу за халатом.
— Прости, что я тебя оцарапал. Я ведь и сам был немного навеселе.
Розмари приготовила завтрак, потом, когда Ги ушел, вымыла посуду и навела порядок на кухне. Она раскрыла настежь окна в гостиной и спальне — после растопки камина в воздухе еще держался запах горелой бумаги, — убрала кровать, пошла в душ и долго стояла под ним, включив сначала горячую воду, а потом, сделав ее довольно прохладной, — без шапочки, неподвижная, Розмари ждала, когда наконец у нее прояснится в голове, все встанет на свои места, и можно будет делать какие-то выводы и заключения.
Ги говорил, что вчера была «опасная» ночь. Тогда, может быть, в данный момент она уже беременна? Как ни странно, ей было все равно. Розмари чувствовала себя несчастной, даже если это и глупо. Ги воспользовался ее телом без ее ведома и согласия, просто одним телом без разума (как «некрофил»), а не полностью ею — человеком, и при этом вел себя грубо, даже поцарапал. От этого все тело ныло, и в результате ей приснился такой кошмар. Она почти видела те узоры, которые Роман выводил у нее на животе своей черной палочкой, погруженной в красное.
Она почти видела те узоры, которые Роман выводил у нее на животе своей черной палочкой, погруженной в красное. Розмари возмущенно и яростно терла свою кожу губкой. Правда, он сделал это из самых чистых побуждений, — чтобы у них был ребенок; правда также и то, что он был выпивши, но она всегда думала, что никакие побуждения и никакие коктейли в мире не заставят его сделать это — взять ее тело без души, без сознания, без ее «Я» — без того, что он в ней в общем-то любит. Теперь, оглядываясь на прошедшие недели и месяцы, Розмари начала вспоминать кое-какие тревожные симптомы, на которые раньше не обращала внимания. Ей казалось, что он уже не так сильно любит ее, в памяти всплыли замеченные ею несоответствия между тем, что он говорил, и тем, что чувствовал на самом деле. Не следует также забывать, что он актер, а кто может сказать наверняка, когда актер играет, а когда — нет?
Да, одним душем такие мысли не смыть. Она выключила воду и отжала волосы.