— Антея… — Он снова вздохнул, будто сдерживая какие?то слова. — Я знаю.
Молчание. Я ждала продолжения.
— Я испугался не того, что он тебе навредит, — у щенка для этого кишка тонка. А того, что ты можешь уйти. Закружиться в каком?то из своих изменений, стать чужой, другой. Не моей. И уйти. Навсегда.
Сказать, что я была поражена, — значит очень преуменьшить. Аррек не любил выставлять своих чувств напоказ. Нет, не так. Он никогда не выставлял их напоказ., Дарай до мозга костей. Искренность — не та основа, на которой он с первого дня строил наши отношения. Что думать по поводу сказанного — не понятно.
А когда не понятно, спасает чувство юмора. Или та жалкая пародия на него, что просыпается во мне в моменты наивысшего страха. То, что я называю своей «внутренней стервой».
— Обещаю вам, о муж мой. Если когда?нибудь я и решу удрать от вас, то уж никак не с опьяневшим от собственных гормонов вервольфом?подростком.
Он не то скривился, не то застонал.
— Я не такого ответа ждал, моя леди. — Ирония была слишком тонка, сквозь нее проглядывало что?то иное.
— У меня нет другого ответа, мой лорд. — Осторожно, боясь, что он отвернется, прикоснулась к небритой щеке. — Прости.
Дарай?князь чуть повернул голову, как будто нечаянно провел по моим пальцам губами.
— Тобой совершенно невозможно манипулировать. Идем. Наши спустятся через пару минут.
Глава 7
Зеленолицый гоблин вывел к нам отдохнувших, вычищенных лошадей и покрыл матом всех богов оптом и в розницу за то, что позволяют столь отвратительное отношение к несчастным животным. Больше всего его возмущало состояние моего скакуна (который, как я выяснила из его пространной речи, оказался кобылой), но «дамам» в лицо ничего сказано не было. Конюший только поджал неодобрительно губы, передавая повод Арреку (не мне!), и проворчал что?то на своем языке.
Конюший только поджал неодобрительно губы, передавая повод Арреку (не мне!), и проворчал что?то на своем языке.
Мы с тварью покосились друг на друга краем глаз. И дружно шарахнулись в разные стороны. У лошади до сих пор шкура была в проплешинах. У меня вдруг резко заболели бедра, ноги свело судорогой. Залезать в орудие пытки, именуемое седлом, не было ни малейшего желания.
Но залезть все?таки пришлось. Не без дипломатического посредничества дарай?князя тварюку уговорили подойти, а меня — взгромоздиться ей на спину. Внимательно посмотрев друг другу в глаза, мы решили установить военный нейтралитет. Основным условием которого было: «Это скоро кончится».
У меня возникло впечатление, что первоначальная нелестная оценка интеллекта этого полунасекомого?полудракона была несколько поспешной.
Наша маленькая группка покинула бедные, замызганные улицы Халиссы также незаметно, как и прибыла.
Рассвет был каким?то бледным, неубедительным. Вновь повалил снег.
Л'Рис красивым, напевным голосом декламировал ветру свои стихи.
Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам
Порою в небе смутном и беззвездном
Растет туман но я смеюсь и жду,
И верю, как всегда, в мою звезду
Я, конквистадор в панцире железном
И если в этом мире не дано
Нам расковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, я зову любую!
Я с нею буду биться до конца,
И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду голубую
Моя рука против воли взлетела к волосам, коснулась голубых лепестков. Нет, все еще роза. Но… достаточно, значит, достаточно! Кое?кому пора задать небольшую трепку!
Я чуть сжала колени, телепатически передавая транспорту, что хочу поравняться с Л'Рисом. Усвоив, что упираться бесполезно, меня со злобным рыком вывезли на нужную позицию. Дрессируем, однако.
— Госпожа? — Риани уважительно склонил голову и чуть поднял безумно красиво очерченные брови.
— Л'Рис. Я хотела спросить, там в трактире, песня про пиратов — откуда ты ее узнал? Это не твой стиль.
— А?а?а. — Он на мгновение прикрыл голубые озера глаз, прекрасно понимая, что это не тот вопрос, который мне хотелось задать, и что настоящий, возможно, последует позже. — Это «Флибустьерская лирическая». Я услышал ее от вашего консорта. У него, конечно, исполнение более… насыщенное.
Аррек? Поет? Странно, до сих пор я ни разу не слышала, чтобы он хотя бы мурлыкал себе под нос. Если задуматься всерьез, то становится понятно почему. Первый мой муж, погибший во время Эпидемии, был бардом. Причем не просто бардом — великолепным, талантливейшим, непревзойденным мастером в своем искусстве. Ничего удивительного, что Аррек не хотел сравнений. Хотя дело, наверно, даже не в этом. Он просто старался, чтобы у меня было как можно меньше поводов вспоминать Иннеллина. А я изо всех сил старалась избегать любых напоминаний о Туорри, его первой жене.
Аррек — поет? Хм. Хотя я очень легко могу представить его распевающим такую вот именно песенку. Как, впрочем, и участвующим в практической стороне описываемого в ней процесса. Флибустьерская, значит. Ну?ну.
— А вторая твоя песня? — Сто очков в мою пользу — мне удалось не отвести взгляд.
С минуту внимательно поизучав мое лишенное всякого выражения лицо, риани поклонился и приготовился отвечать.