Чтоб меня не настигнул ты!
Я, стараясь не встречаться с ним взглядом, продолжила.
— Если у меня еще и осталось какое?то право, то это — самой выбирать свою смерть. В этом я вольна. И это я не позволю у себя отобрать.
И это я не позволю у себя отобрать. Даже если тебе вновь придется оплакивать любимую жену — прости.
Еще один удар. Он даже в лице изменился. Надо знать Аррека, чтобы понять, что это значит.
Постараюсь я все пути
Позади себя уничтожить.
Ты меня, дружище, прости…
— Я пытаюсь быть честной с тобой, но ты, похоже, не желаешь слушать. Не желаешь видеть ту самую проклятую Истину, которая вроде тебе?то и должна быть видна в первую очередь. Ведь ты — Видящий. Ты создал себе какой?то странный, идеализированный образ вроде тех же архетипов Нефрит и живешь с ним в параллельной вселенной, а вовсе не со мной. А я — это я. Антея тор Дерриул, и, в Ауте его, Шеррн, и я дорого плачу за то, чтобы быть именно собой. За право желать смерти и получить ее. За право собственной душой расплачиваться за спокойствие своего народа и не жалеть об этом. За свободу безграничных изменений, не доступных больше ни одной эль?ин. И за право переспать с самым мерзким ублюдком Эль?онн и, Бездна меня забери, получить от этого удовольствие!
Последние слова прорвали плотину. Арр?Вуэйн действовал так быстро, что я не успела ни понять, ни защититься. Волна Вероятностей, сплетенных так тонко и так искусно, что и думать не стоило пытаться закрыться при помощи сравнительно грубых приемов, доступ к которым давал мой имплантант. Он сковал меня, лишив возможности двинуться или уклониться, и сам застыл, дрожа от напряжения, с занесенной для удара рукой.
Многоцветные глаза встретились с серыми. Его трясло, эмоции, так долго сдерживаемые, наконец вырвались на свободу. Учиненный в комнате разгром качественно ничуть не уступал тем демонстрациям темперамента, что любила устраивать мама.
А я смотрела на эту занесенную руку, завороженная, заинтригованная, и не могла найти в себе ни капли страха. Решится? Ударит? Меня никогда раньше не били, если не считать боевых тренировок, разумеется. Ощущение было совершенно незнакомое. Жгучее любопытство: каково это? Что почувствую я? Что почувствует он? И сколько он проживет, прежде чем я, на полном автомате, вгоню ему аакру под ребра?
С проклятием на неизвестном языке, похожим скорее на рыдание, чем на ругательство, он отшатнулся от меня и пулей вылетел из комнаты.
Без сил упала обратно на постель. Всхлипнула. Скандалить так скандалить, верно?
Взять себя в руки. Встать. Выйти. Осталось еще одно дело. И, да поможет мне Ауте, последние секунды этого выматывающего душу противостояния лишь утвердили меня в намерении довести его до конца. В противном случае Аррек просто не проживет эти оставшиеся двадцать лет.
Я убиваю всех, кого люблю.
Значит, надо убить любовь. Так просто.
Он был в главном зале, том самом, где по обычаю эль?ин расположено внутреннее озеро, и блики играли на высоком своде в причудливую игру света и тени. В этом царстве переплетений и изменений загнанным зверем металось переливающееся маленькими радугами диковатое существо. Я застыла у входа, боясь дышать, чтобы не спугнуть краткое великолепие момента. Что?то было болезненное в упорном желании продлить последние мгновения… И я следила за его движениями, наполненными грациозностью, и силой, и такой ужасающей красотой… Тигр, мой тигр. Будто смотришь на торнадо, готовое в любой момент выплеснуть свою ярость вспышкой насилия.
Меня тошнило. Головная боль была непереносима. Тупо ныл желудок.
Сделай это быстро и безболезненно. Как хирургическая операция — отрезал, и все. Люди, не умеющие регенерировать утраченные части тела, часто говорят, что отрезанные конечности продолжают болеть. Интересно, будет ли болеть вырванное сердце?
— Аррек. — Он развернулся, уже вновь одевшийся в непроницаемость своих щитов. — Мне кажется… Я думаю… Нам не стоит больше жить вместе. — И в приступе лживого малодушия добавила: — Какое?то время…
Бесконечный, отчаянный, безмолвный момент.
Глаза цвета стали, вдруг ставшие такими беспомощными, такими растерянными. Глаза существа, с изящной медлительностью соскальзывающего в бездну.
Он холодно поклонился и исчез. Молча.
Ты не сможешь остаться, друг.
Я, возможно, вернусь обратно.
А тебя ни здесь, ни вокруг…
Так просто. Хирургическая операция…
Шатаясь, я подошла к берегу. Скорее упала, чем прыгнула в воду. И долго плавала (металась!) от одного берега к другому, пытаясь забыть о навязчивых мыслях. Целое озеро воды — отличное место, чтобы даже от себя спрятать слезы.
Вырезанное сердце, оказывается, умеет болеть просто нестерпимо.
Глава 12
Лучшее лекарство от любой болезни — работа. Много?много работы. Так, чтобы все лишние мысли из головы точно кувалдой вышибло.
Поэтому, немного приведя себя в порядок и совершив разорительный набег на созревшие в оранжерее фрукты, я решила приступить к исполнению своих обязанностей.
Хор?рошее решение.
Десять часов прямого контакта с Эль, когда мы по крупицам перебирали все возможные варианты изменений и приводили в порядок тела и души целого народа, сделали свое дело: я была выжата как лимон. На этот раз общение вышло суховато?деловым, без обычных шуток и подначек. Раны были еще слишком свежи, чтобы бередить их даже случайными напоминаниями, и, передав всем мою просьбу (вообще?то приказ) не беспокоить, Эль, кажется, решила, что это относится и к ней самой. За что я была безмерно благодарна.