Как известно, в жизни мужчины два очень серьезных шага — выбор профессии и выбор жены. Счастлив тот, кому повезет правильно решить эти вопросы раз и навсегда, на всю жизнь.
Полярники, как правило, хорошие мужья. Тут влияют и расстояния и разлука на долгие времена. Получается, что любовь прямо пропорциональна расстоянию. Если бы наши милые жены знали, как только одна мысль о них незримой теплотой греет и озаряет дни и часы разлуки!
По вопросу о выборе профессии я ничего путного посоветовать не могу. Пусть в этом деле помогают нашей молодежи дни открытых дверей и большая аудитория Политехнического музея с афишей: «Кем быть?»
В дни, когда гремело имя Валерия Чкалова, я старательно уговаривал славных мальчишек в школах — ради бога, не все становитесь летчиками. Это будет страшным бедствием для страны. Мы все умрем от голода, некому будет нас лечить, дома развалятся, кино прекратит свое существование, да и летать будет не на чем, исчезнут геологи, металлурги, нефтяники, конструкторы, слесари, инженеры и так далее. И второе — на ком жениться?
Один юноша обратился с этим вопросом к мудрецу: на блондинке или на брюнетке? Следует предпочесть голубые или карие глаза? Должна ли она быть высокой иди небольшого роста? Мудрец ответил — женись на любой. Хорошо мудрецам давать такие бесплатные советы. На самом деле все это значительно сложнее.
В горячке увлечения и влюбленности вряд ли кто-либо занимался детальным изучением анкетных данных своей избранницы. Просто надо быть счастливым. Мне повезло — оба шага я сделал удачно.
* * *
Работа по гидрологии показалась нам недостаточным вкладом в стахановское дело. Начальником управления полярных станций был челюскинец, хороший товарищ и хороший человек Иван Александрович Копусов.
После длительных разговоров, а подчас и споров, мы выработали программу действий, и вскоре Москва дала согласие на осуществление нашего плана.
К северо-западу в двухстах километрах от нас тянулась цепочка небольших островов, как бы форпостов Северной Земли. Осенью 1930 года к одному из этих островов пробился «Георгий Седов». Хорошо было бы добраться до неизвестной пока земли, но тяжелый лед и позднее время года не позволили этого сделать.
На одном из этих островов и зимовала знаменитая четверка Ушакова. В благодарность за гостеприимство по предложению С. Л. Журавлева (знаменитого Сереги) островок назвали Домашний. С 1934 года зимовка была законсервирована.
Наше предложение сводилось к следующему: Мехреньгина и меня самолеты доставят на Домашний, а Кремер и Голубев, останутся на мысе Оловянном. Четыре человека будут обслуживать не одну, а две полярные станции. Мы были так уверены в одобрении операции, что еще до получения ответа стали деятельно готовиться.
И тут и там обязательно должны быть представители двух специальностей: метеорологии и радио. Алексей Голубев, стал приучаться к работе с нашим небольшим двигателем, а мне предстояло под руководством Кремера постигнуть таинства метеорологии или, менее насыщенно, просто научиться делать метеонаблюдения.
Костя Зенков, этот «бродяга Севера», мой добрый знакомый по первой зимовке, оказался на одной из соседних с нами станций. Это было большой удачей. Костя был участником последней зимовки на Домашнем, и мы выкачивали у этого удачно подвернувшегося консультанта все необходимые сведения.
А знать нужно было многое. Мы рассчитывали, что вдвоем будем жить на Домашнем что-то около шести месяцев. Костя по памяти весьма приблизительно перечислил, какие продукты были оставлены, но твердо рассчитывать на эти воспоминания было опасно. Нужно было быть готовым к худшему варианту, чтобы не запеть потом Лазаря. Все же полтора года и дом, и имущество на Домашнем были безнадзорными. Черт его знает, что могло случиться: штормом раскрыть крышу, вообще смыть дом, стоящий на круглом пятачке из гальки. И, наконец, любопытные медведи. Если они забрались в склад или дом, то хорошего не жди.
Нам обещали дать два самолета, но предупредили: можно перебросить на Домашний двух человек и четыреста килограммов груза. Четыреста… не так уж много. Смастерили на всякий случай маленький передатчик, взяли приемник, положенные батареи и ручную динамомашину, кое-какую одежонку и продукты.
К середине марта мы были полностью готовы, но подводили внешние причины: то плохо проходили пробные полеты самолетов, то не задавалась погода. Наконец наступил день с хорошей летной погодой. Тормошу радиста и никак не могу понять причину задержки. Все же допек моего коллегу.
«Знаешь, один из летчиков нашел у своей жены в комоде флакон одеколона и выпил его. Рузов боится выпустить к вам».
Эка незадача! Надо же споткнуться об этот треклятый тройной одеколон!
«Дорогой Леонид Владимирович, давай не упустим погоду. Прошу немедленно направить к нам твоего изощренного эстета».
Через несколько часов самолеты благополучно сели у нас. Мешки с грузом были на месте. Погрузка шла быстро. Леша Голубев, оставался один в доме и, наблюдая в бинокль, сообщал подробности. Распрощался с Кремером и втиснулся в самолет опытного полярного летчика Мауно Линделя. Знакомы по «Сибирякову» и штурман Петров, и бортмеханик Игнатьев. На втором самолете с летчиком Батурой летел Мехреньгин.